. И тут же закричала от страха. В глазах её замелькали серые капли, будто она смотрела на дождь. Марина в отчаянии закрыла лицо руками, и почувствовала, как снова непроизвольно сделала ещё один шаг к столбам. И вдруг, сверху, чья-то жёсткая чёрная рука схватила её за пальцы, оторвав их от лица, потом перехватилась за запястье и с силой дёрнула её вверх. От боли в руке, Марина потеряла сознание, но перед тем, как всё в её глазах потемнело, она увидела над собой чёрные бездонные глаза.
Марина пришла в себя уже дома, лёжа в своей кровати, рядом сидела бабушка и держала её за перевязанную руку.
– Бабушка, где я была? – Еле слышно спросила она.
– Далеко была, очень далеко. В опоне. Как ты меня напугала! Но сейчас всё хорошо, рука не болит?
Боль была слабая, но как только Марина пошевелила рукой, боль с новой силой отдалась в локте. Она подняла её и увидела над повязкой красную воспалённую кисть.
– Что за чёрная рука меня оттуда вытянула?
– Помощница моя, Прелага. Отдыхай, потом поговорим.
Марина закрыла глаза и провалилась в сон. Ей снились тёмные тени, они окружали её, загоняли в глубокую яму, и она каждый раз падала в неё, но не долетала до дна, а хваталась за корни деревьев, и они, мягко пружиня, выбрасывали её на выжженную землю.
– Когда геологи нашли это место, – рассказала ей бабушка, когда Марина поправилась и пришла в себя, – одному из них приснилось, что с ним дерево говорит. И оно предупредило, что нельзя тревожить эту землю. Да разве кто слушает предупреждения такие! Никто даже внимания не обратил, хотя сразу же стали преследовать первых строителей несчастья. Когда мы ещё жили в бараке, у нас за стенкой сосед был, Миша Тонкий, вот он мне как-то и сказал, что ему тоже во сне снится часто, как деревья между собой переговариваются, и каждый раз называют одно имя. И он заметил, что как только он услышит какое имя, так сразу же с этим человеком какое-нибудь несчастье происходит. Миша даже сначала пытался предупредить того, чьё имя слышит, да его на смех подняли. Даже то, что потом его слова сбываются, против него же это всё и повернулось, а последнее время даже ненавидеть его стали, говорят, что он накаркивает другим несчастья. Теперь он больше никому ничего не говорит, чтобы не раздражать людей. Миша потом уехал из посёлка, люди на самом деле начали его ненавидеть, перестали с ним общаться, обходить его стороной. А я ему сразу поверила, и всё так же хорошо к нему относилась, жалела его. Перед самым своим отъездом он вызвал меня в коридор и зашептал: «Инна, уезжайте с мужем отсюда, от греха подальше, не рады здесь людям. Не отступится то зло, которое здесь мы откопали, от людей!» А я ему говорю: «Да куда мы отсюда уедем! Дай бог, и всё успокоится тут, и заживём нормально». Он так грустно посмотрел на меня и сказал: « Зря ты не слушаешь меня. Хоть послушай то, что я тебе сейчас скажу. Если случится что плохое с твоими родными, иди в лес, проси помощницу, и если лес послушает тебя, то и помощницу даст и поможет тебе». Вот такие слова сказал Миша мне. А через несколько лет совет его мне пригодился. Однажды вечером отец твой, Володя, а тогда ещё твои родители здесь жили, не вернулся с карьера. Он на самосвале работал, глину с карьера на временный отвал и заморозку возил, и вечером не вернулся в посёлок. Сначала мы не особо этим обеспокоились, так как все здешние машины старые были, часто ломались, а на карьере вагончик стоял, и там можно было заночевать. Но когда на следующее утро к карьеру приехали два самосвала, то увидели, что там нет ни Володиного самосвала, ни самого Володи. К вечеру уже весь посёлок на ноги подняли, искали его. Я, как только услышала о том, что мой зять пропал, словно в ступор какой попала. Все ищут, а я будто уже знаю, что он в опоне. Я и сама не поняла, откуда слово такое узнала, словно пришло оно ко мне само. Дочка плачет, а ты тогда ещё только ходить начала, смотришь на неё, и тоже плачешь. И вспомнила я тогда слова Миши, вечером пошла в лес, а куда идти, кого просить, сама не знаю. Вот и бегала, как сумасшедшая, от дерева к дереву, просила, чтобы зятя вернули. Да только никто мне ничего не отвечал, лес стоял глухой к моим просьбам. А