– Всем сейчас нелегко, – ответил я степняку, что тут ещё скажешь.
Засобирались в дорогу, свернул я остатки еды, бросил в котомку. На глаза попались заросли ревеня, листья у него похожи на лопух, а черешок кислый. Даша его режет и сушит, зимой же пироги печёт, с кислинкой, душистые. Я залез в телегу, захрустел терпким черешком.
Скоро выехали мы из чащи, дорога потянулась промеж лугов, а там и завиднелась крохотная деревушка, затерявшаяся между лесом и горами. Солнце уже опускалось к пикам, окрашивая их в пурпур и золото. Завидев нас, навстречу выбежали ребятишки, закрутились вокруг телеги. Всем охота на гостя глянуть, да первым родителям рассказать. Егор тут был навроде шамана или колдуна, как посмотреть. Воду искать не каждому дано, как и колодцы ставить. Дело это кропотливое, чуть ошибся и будет пустая яма стоять, открыв свой зев небесам.
Дети успели оповестить взрослых ещё до того, как мы подъехали. Встречать нас вышли из каждого дома, тепло пожимали руки, справлялись о здоровье, звали непременно угоститься. Этак, если ко всем ходить угощаться и недели не хватит.
– Дайте Егору с дороги отдохнуть, – нахмурился Куланбай, завернув к себе во двор. Дом у него был неплохой – добротный сруб пятистенок. Встречать нас вышла его жена – Кунсулу, а дети уже давно крутились рядом, пятеро малышей.
Меня проводили в избу, усадили за стол, где, поджидая нас, стояли ароматные баурсаки и шелпеки, парило свежесваренное мясо, на большом блюде, поверх варёных кусочков теста исходили соком казы-карта и жал-жая. Это угощение особое, не каждому гостю его предлагают. Стало быть, крепко здесь Егора уважали, не подвести бы людей своей неграмотностью. Даже неловко стало, народ ко мне со всей душой, а я ни ухом, ни рылом не ведаю, что с их колодцем делать.
После сытного ужина Кунсулу постелила мне на кухне:
– Ложись отдыхать, Егор-ака. Завтра и за дело возьмёшься.
Спорить я не стал: после такой обильной трапезы глаза закрывались сами собой. Стоило только лечь, как крепкий сон смежил веки.