Отец курил во дворе рядом с Пахомом.
– Чего-то вы рано в этом году, – сказал старик, – обычно на месяц позже приезжаете.
– Голод, – встрял в разговор, бродивший неподалёку Митька, – в городах женщины и дети без хлеба остаться могут.
– Будто у нас баб и ребятишек нет, – хмыкнул отец.
– Вы, деревенские, себя всегда прокормите на земле, – с укором ответил Комбед, – а им каково?
– Мне-то почто о других думать. У них своя голова на плечах, у меня – своя. И болит она о семье, о зиме грядущей.
– Будет вам, – остановила его Дарья, вынесшая нам прохладного квасу, – они тоже люди подневольные.
Я наблюдал молча. Интересно было вживую увидеть, как действовали продотряды на самом деле. В интернете говорилось всякое, но не всё же из этого правда.
Отец замолчал, только Митьку уже не унять. Со скорбным лицом разглагольствовал он о трудностях горожан и красноармейцев. Стоял бы на паперти, так точно с полными карманами денег ушёл, так жалостливо было его лицо, как и рассказы.
– Ты мне вот лучше ответь, – не выдержал отец, – у нас, почитай, полтора мужика на семью. Егор ещё в силе, я же так, на подхвате. Цельное лето мы спины не разгибаем в поле, чтобы прокормиться. Что же мне ещё за всю городскую ватагу думать?
Митька, который старательно записывал все наши припасы на бумагу, слюнявя огрызок карандаша, встрепенулся.
– Не о том вы думаете. Скажите лучше, почему сеете мало? Надел у вас хороший и зерна должно быть много.
– Кому должно? – нахмурился отец. – Тебе-то почём знать? Ты с нами сеял, али молотил? Ваши вон и дом, и двор носами перерыли, сами видите, ничего мы не прячем. Сколько есть, всё туточки. Скажи лучше, кто нам зерна на посадку потом даст. Ты?
Митька зло оскалился:
– Не забывайся, дед! Приказано свыше, мы и делаем. А ты тут мешаешь нашей работе, разговоры опять же контрреволюционные. За такие можно и начисто хозяйства лишиться.
Отец тяжело вздохнул:
– Не пугай меня, юнец. Всю жизнь стращали, так не говори, сяк не думай. Мы сами своим умом живём, своим трудом. Чужого не берём, только и своего отдавать не можем. Должен понимать. Хотя, – махнул он рукой, – что с тебя взять…
Комбед изменился в лице, щёки покрылись красными пятнами:
– Да такие как ты и есть первые враги!
– Уймись, – одёрнул его Пахом, – считай себе, что велено.
– Вы мне не начальник, – поднялся Митька, – я тут сам разберусь!