Я вошёл в дом, бросил деньги на лавку. Говорить или обсуждать что-то не было мочи. Дарья прибрала рубли, накрыла на стол. Отец молча достал бутыль с мутным самогоном.
– Сегодня и выпить не грех, сынок. Молодец, что удержался. Видел я, как кулаки твои сжимались. Да только не нам с ними спорить.
Наутро прибежал Панас.
– Собирайтесь, пойдём к Евдокии, то бишь, к гостям нашим незваным.
– Что случилось? – вышел во двор отец.
– У Архипа половину забрали. Ты с нами был на току, видел сам, там и брать-то нечего, самим бы до следующего урожая дотянуть. Помочь надо бы.
– Идём, – ответил я, – поговорим, глядишь, хоть капля совести у них отыщется.
Калитка у дома Евдокии стояла нараспашку, мы прошли в комнату, где сидел злой Митька и хмурый Пахом. Перед ними стоял дед Архип, сжимая в руках шапку.
– Пожалейте хоть сирот, как же нам зиму пережить. Пахом, сам видел, сколько того зерна и овощей у нас. Разве ж этого хватит на пятерых?
Пахом отвернулся, Митька подскочил с места:
– У вас куры есть, корова. Молоко, сыр, сметана, яйца. Некоторые люди об этом лишь мечтают.
– Корова старая, молока, почитай и нет почти. Только что ребятишкам понемногу. Какой сыр со сметаной? Курей пяток, тоже не разъешься на таких харчах. Ведь с одного огорода и жили. Как же теперь?
На глаза старика навернулись слёзы.
– Ты на жалость не дави, – злобно огрызнулся Митька, – закон один на всех. Другие же живут.
– Погоди, – вышел я вперёд, – им правда тяжело. Запиши чуть меньше в своих бумажках. Не убудет ведь от тебя? Оставь на прокорм людям.
– Предлагаешь начальству врать? – глаза Митька нехорошо сузились.
– Не врать, немного умолчать.
– Вас таких в любой деревне по пятнадцать дворов. О каждом умолчишь и самого потом под суд отправят. Хватит жалобить. Ничего не вернём. Уходите или прикажу силой вывести.
По углам стояли солдаты при ружьях. Их равнодушный взгляд говорил только об одном: прикажут и расстреляют на месте.
– Соколик, – бухнулся дед Архип на колени, – пожалей сирот. Ведь помрут с голоду, – по щеке старика скатилась слеза, затерявшись в морщинах.
– Иди, старче, – махнул рукой Митька, – некогда нам с тобой.
Дед подполз ближе, схватил Комбеда за полы линялой рубахи:
– Пожалей, будь добре. Что тебе стоит хоть полмешочка детям отсыпать? Хоть картошечки чуть.
Лицо Митьки побагровело, с неожиданной жестокостью и силой пнул он старика коленом, отшвыривая от себя: