– Пшёл прочь, морда немытая! Выведите его!
Дед Архип поднялся на ноги, солдатики подхватили ружья, но с места не тронулись.
– И раньше нас били при царе, – сказал старик, утирая кровь, – обещали, что при новой власти такого не будет. Добром всё решать станут. А выходит, опять врали.
– Ты гнида! – заорал на него Митька.
Я подошёл к нему вплотную, Пахом метнулся со своего места ко мне, но не успел. Со всей дури и злости, что скопилась за эти дни, вмазал я кулаком по надменной харе наглого мальчишки. Тот натужно крякнул и осел, из сломанного носа хлынула кровь.
Кто-то сильно ударил меня сзади по затылку, и в глазах потемнело.
Пульсирующая боль таранила голову, казалось, ещё немного и затылок расколется, как гнилой орех. Я с трудом открыл глаза, надо мной сидела заплаканная Даша. Попытался спросить, что случилось. Пересохшее горло обожгло воздухом и с губ сорвался невнятный хрип.
– Гришка, – встрепенулась жена, – очнулся.
Она бережно приподняла мне голову, помогла напиться. На шум из-за занавески высунулся отец:
– Ты чего творишь, обалдуй? Смерти захотелось? Чуть всех нас под монастырь не подвёл, дубина стоеросовая!
Он зашёл в комнату, присел на край кровати. Даша смотрела на него с укоризной.
– А ты зенки не пяль, – рассердился старик, – кабы не Панас с Пахомом, хоронили бы сейчас… Зачем к Митьке полез, паразит?
– Прости, – я понимал, чем могла закончиться моя выходка, – не сдержался, когда он деда ногой по лицу саданул.
– За то его свои бы наказали, а теперь, выходит, ты кругом виноват. Эх, бестолочь, – махнул рукой отец.
– Тебя когда по темечку приложили, Митька осерчал, велел стрелять. Мы с Панасом и Архипом промеж тебя и солдат встали. Пахом подскочил, комбеда этого, чтоб ему пусто было, успокоить пытался. Тут и мужики подоспели при оружии. Чуть было свалка не началась. Все, итак, обозлённые. Как увидели тебя в крови и Архипа с разбитой физией, так и вовсе взбеленились. Насилу по сторонам развели всех.
– Митька этот, поганец. Недоросль, возомнил себя хозяином надо всеми, – отозвался я.
– Мало ли их таких теперича, – кивнул отец, – попомни моё слово, недолго он тешиться так будет, кто-нибудь от широты души, приложит его, болезного, так что не поднимется. Народ «добро» помнит.
– Пока его приложат, он сам в могилу скольких заведёт?