– Тут, – указал на неё Самир, – я привязывал Равиля, чтобы не сбегал и не клянчил еду. Вы не думайте, поесть ему оставлял и воду тоже, – сбивчиво говорил мальчишка.
– Я тебя не виню ни в чём, – погладил его по голове, – скажи, хочешь, вас с братом к себе заберу? У меня дом большой, двое детей, вместе вам не скучно будет. И за Равилем присмотрят, он ведь мал ещё сидеть один-одинёшенек целыми днями.
– Знаю, – вздохнул Самир, – только ругаться начинают, когда я его с собой на работу беру, он же лезет везде, любопытный.
Я только вздохнул, сжав кулаки. Это ж надо оставить сирот в таких условиях. Как же запугал Тукай людей, что и на детей у них жалости не осталось.
– Так что? Поедете со мной? – я присел, смотря мальчонке в глаза.
В них застыл застарелый страх и голод, а теперь появилась надежда.
– Нас Тукай назад заберёт, – робко сказал он.
– Не получится. Всей деревней отстоим. Веришь?
Самир улыбнулся, а по щекам его заскользили слезинки:
– Верю, абый Егор.
Я обнял мальчишку, погладил его по торчащим во все стороны волосам:
– Ты только ничего не бойся, тебе надо быть сильным, ради себя и Равиля.
Самир хлюпнул носом и кивнул. Мы вернулись назад к Сахибу.
– Мальчишек я забираю, – сказал я, зайдя во двор.
Младший сидел на руках у жены Фатиха, доедая тарелку каши. Мальчуган уже пришёл в себя, насколько это возможно. На щеках остались звёздочки лопнувших капилляров, расплывшиеся маленькими синяками, и краснота с глаз не сошла.
– Не пришлось бы тебе пожалеть об этом, Егор, – покачал головой старик.
– Оставить мальчишек вот так, тоже не могу, абый Сахиб, они не переживут эту зиму. Гляньте на них, в чём только душа держится, непонятно.
– Может, и прав ты, Егор, – задумчиво ответил старик, – здесь им Тукай житья не даст. Езжай, скажем, сбежали мальчишки.
– Тогда не будем терять времени, – подхватился Фатих, – поехали.
Когда мы подъезжали к колодцу, в голове у меня мелькнула одна мысль:
– Ну-ка, тормозни, проверю, не ушла ли вода, – окликнул я Фатиха.
Тот остановил лошадь, наблюдая за мной. Я же подошёл к колодцу, положил руки на сруб и просто показал воде подвешенного за ноги Равиля и представил лицо Тукая, которого ни раз видел прежний Егор. Его заплывшие поросячьи глазки, лоснящиеся от жира щёки, необъятное брюхо. Вода заволновалась, словно понимая меня и откликаясь. Я вернулся в повозку.