Ишь, как он про кошку, подумал Рамон. Кошка его кормила. Нет, до
щенка ему далеко.
– От тебя еще молоком пахнет, – сказал Рамон высокомерно. – Ты
чего, молоко пьешь? Ты маленький?
– Пью, – голос у чужака был спокойный, но не такой кроткий, как
выражение лица. – Меня Хольвин угостил. А ты бы не стал?
– Стал бы, – сознался Рамон. – Вкусно. А почему у тебя затылок
молоком пахнет? Ты что, голову, что ли, туда макал?
– Нет, – сказал чужак. – Не макал. Я не знаю, почему. Что у тебя
за манера так обнюхиваться? Что ты так узнаёшь?
– Всё, – Рамон опять почувствовал себя круче и старше. – Я,
например, знаю, почему ты такой тощий. Ты мяса давно не ел. От тебя
совсем мясом не пахнет. И кровью... почти не пахнет. Только
чуть-чуть... и странно как-то. Тебя чего, ранили?
– Это не меня, – сказал чужак грустно.
– Лучше бы Хозяин тебе мяса дал, – сказал Рамон.
– Я мяса не ем, – сказал чужак.
Рамон поразился так, что еще раз хорошенько чужака обнюхал.
Просто для проверки – ведь наверняка врет. Не может настоящий зверь
жить без мяса. Ноги протянешь.
Не козел же он, в конце концов! Вот уж чем от него точно не
пахло – знаем мы, как пахнут козлята...
А чужак отстранялся и косился, будто ему не нравилось, что его
нюхают. И мясом от него вообще не пахло.
– Что же ты ешь? – спросил Рамон, склонив голову на бок. – Одно
молоко, что ли? Как сосунок? Или – одну траву, что ли?
– Нет. Вот еще. Я ем веточки.
– В смысле – грызешь?
– Ну, в смысле – сначала грызу, а потом съедаю. Ты мясо тоже
сначала грызешь?
– Кости... но веточки... Ты что, хочешь сказать, что ты палки
глотаешь?!
– Веточки, а не палки, – теперь у чужака сделался
снисходительный вид. Рамон понял, почему: потому что Рамон никак не
возьмет в толк то, что этот тип считает простой вещью. – Самые
вкусные – ивовые. Молоденькие. Еще вот ольха... или, знаешь, свежие
сосновые иголки, еще светленькие... а еще – вот это дерево.
Яблоня.
Самое дикое, подумал Рамон, что не похоже на вранье. Так можно
говорить только о еде. Но ведь невозможно...
– Как можно сосну грызть?! – пробормотал он потрясенно. – Она же
колется! В нос! И горькая!
Чужак пожал плечами.
– Я же не спрашиваю, как можно мясо есть, – сказал он безумную
вещь. – Мертвое. Вонючее. В крови. Которое раньше было живое.
У него на секундочку сделался такой неприязненный вид, что Рамон
зарычал.