– Не кусайся, – сказал чужак. Миролюбиво.
– Почему? – сказал Рамон. – Ты драться не любишь?
– Не люблю. Я умею, ты не думай, меня папа учил. Просто не
люблю. Мне папа говорил, драться можно только в двух случаях: когда
нападают и из-за девочки. Но девочки я тут не вижу, а если ты
нападешь... это будет нехорошо. Папа говорил: если нападают, надо
убить. Или попытаться убить. А то тебя убьют.
Рамон задумчиво почесал бок и выкусил блоху. Чужак был серьезный
парень. Но странный.
– Чего драться из-за девочки? – спросил Рамон с
любопытством.
– Осенью. Девочкам сильные нравятся, – пояснил чужак.
Рамон усмехнулся. Сильные нравятся... тоже, новость. С сильными
бороться интересно. А просто смотреть какой девочкам интерес?
– А играть? – спросил он.
Чужак улыбнулся. У него были крупные передние зубы, и совсем не
было клыков.
– Хочешь играть? Давай. В пятнашки. Или – бодаться. Кто
сильнее.
– Как это – бодаться?
– Это лучше – когда перекинемся, – сказал чужак.
Рамону стало интересно. Это уже была совсем новая игра, в новую
игру всегда забавно поиграть. Он перекинулся кубарем, чужак –
осторожно и не спеша. И стал таким зверем, что Рамон помимо воли
заскакал вокруг, заливаясь лаем.
А чужак смотрел на него сверху вниз девчоночьими темными глазами
в длинных ресницах, стоя на тонких длинных ногах, нагнув горбоносую
голову с крохотными рожками, встряхивая коротенькой светлой
гривкой. Рамон был городской щенок – он еще никогда в жизни не
видел лосят...
Задремавшего Рамона разбудил запах сырого мяса.
Он еще глаза не успел открыть, как струя этого запаха выбила
слюну из-под языка и сжала желудок голодным спазмом. Сколько ж я
уже не ел, подумал Рамон. Вторые сутки голоден – только воду
хлебал. Мясо!
Он открыл глаза, встряхнулся и сел. Мэллу, в Старшей Ипостаси,
обхватив руками колени, сидел напротив и презрительно смотрел на
него из-за решетки. Человек в пропотевшем ватнике, чья душа еще
жила, но уже начала загнивать, ухмыляясь, стоял около клетки. Он
держал в одной руке электрошокер, а в другой – большую миску,
наполненную кусками сырого мяса, политого сырым яйцом.
Рамон бессознательно вильнул хвостом.
– Вот и умница, – ухмыльнулся человек еще шире, показывая желтые
испорченные зубы. – На, лопай.
Он открыл маленькую дверцу у самого пола клетки, не сводя с
Рамона глаз и напряженно ухмыляясь, и втолкнул миску внутрь. Миска
проехалась по полу до самого носа Рамона – и он остановил ее лапой.
Человек плеснул в другую миску воды из ведра, втолкнул и ее тоже,
расплескивая воду, скривился в странной гримасе и ушел.