– А у вас он есть?
– У нас три сержанта и два лейтенанта имеют право вести допросы на русском языке.
– А-а-а, великолепная пятерка. Это вы для них Ганина из Саппоро выписали?
– Для них. Но я и сам, вообще-то, планировал у него позаниматься.
«И вратарь, стало быть», – заключил я.
От моего друга Ганина я нахватался обрывков каких-то старинных советских песен, и они постоянно вылезают из моего языкового сознания, неизвестно по какому случаю и в связи с чем.
– Позанимаетесь еще, будет такой шанс.
– Не знаю, не знаю… Неудобно получилось перед Ганиным-сэнсэем. Надо его в Саппоро вернуть.
– Ну не раньше завтрашнего вечера. Пускай отдохнет тут у вас, суши поест, рыбу половит. Вы же ему рыбалку тут обещали, да?
– Да-да, конечно. Удочка для него уже готова. Мои ребята сейчас завезут ему ее в гостиницу.
– Кстати, о гостинице. Я поеду. И вы отдыхайте. Через два часа встречаемся в заведении Осаки.
– Хорошо… А вы, это…
– Что «это»?
– Вы Грабова не хотите посмотреть?
Как вам это нравится, а? Семь часов утра безмятежной, ленивой и сладкой субботы! Все миролюбивые и законопослушные граждане моей родной Страны восходящего солнца мирно посапывают, укрывшись занавесками, пологами, шторами, гардинами и портьерами от этого самого солнца, кто – свернувшись клубочком на родимом жестком футоне, раскатанном на благоуханном соломенном татами, кто – растянувшись самодовольным котом на дурацкой европейской кровати, с которой можно невзначай свалиться на жесткий курчавый палас. Впереди два дня праздности, лености и беззаботного прожигания самой долгой в мире жизни, бесконечное наслаждение истомой безответственности и радость получения в исключительную собственность времени, которым по рабочим дням надо делиться с ненасытным государством. А у меня что? В семь часов утра благословенного июльского выходного мне предлагают погрузиться в ледяную атмосферу полицейской «анатомички», чтобы полюбоваться распоротым и наверняка уже грубо зашитым трупом залетного браконьера-контрабандиста, а потом потратить драгоценные деньки своей мужской зрелости на поиски людей, доведших его до такого состояния. Нет, не столько скучно, сколько грустно на этом свете, господа!
– Ну, пойдемте, посмотрим вашего Грабова…
Осима провел меня в подвал соседнего корпуса, где у них устроен морг. Морг небольшой, сразу видно – провинция. Не то что у нас, в столицах – тридцать шесть камер в зале размером с авиационный ангар. Я повел плечами от нахлынувшего озноба и огляделся. Ярко освещенная круглыми операционными лампами комната величиной со школьный класс, трехэтажная холодильная установка на шесть персон, никелированный стол посередине, ряды полок с инквизиторскими принадлежностями и отбивающими аппетит посудинами с консервантами вдоль свободной стены.