Малыш поднялся, путаясь в широкой ночной рубашке. Он спал в ночной рубашке своей матери.
– Собрались ли старейшины и явились ли посланцы наших братьев? – спросил он, с пыхтением стаскивая ночную рубашку.
– Явились, не беспокойся, – пробормотал Владлен. Такого ответа в книге не было, но юноша забыл о книге.
Он вспомнил, что все может пойти к черту – и Клодин, и машина, и вообще поездка за город. Что толку, что пришло воскресенье и светит солнце! Старик обязательно все испортит.
Флориан снова крикнул из кухни:
– Идете вы, наконец, или нет?..
Сели завтракать. Стол выглядел празднично. Столешница была застлана чистой белой бумагой, а между кофейником и молочником стояла тарелка со свежими булочками. Флориан был явно в приподнятом настроении. Лицо его выражало хмурое добродушие, а это бывало отнюдь не каждый день. Не каждый день бывало и то, чтобы Старик сел за стол вот так, вместе со всей семьей. Обычно всю неделю он наскоро перекусывал где-нибудь, вечно на ногах, возле стойки, – стакан вина в одной руке, бутерброд – в другой. Когда обедаешь стоя, это обходится дешевле. Тогда денег хватает на пансион для малыша.
При виде булочек малыш оживился и забыл свой индейский язык.
– Сколько на каждого? – спросил он.
– Ешь, ешь, – пробормотал отец. – Никто считать не собирается.
Владлен быстро выпил свой кофе, даже не чувствуя вкуса, глянул на Старика раз, другой и нерешительно произнес:
– Знаешь, папа, Альфонс обещал дать мне на сегодня машину…
– Нам не нужна машина. Пойдем пешком, как все остальные.
– Я хотел сказать, что он дает мне ее для поездки за город.
– Ну нет! – рявкнул Флориан, отставляя пустую чашку. – Этот номер у тебя не пройдет! Альфонс ему обещал… А помнишь, что ты обещал мне?
– Послушай, папа, – мягко настаивал Владлен. – Одним человеком меньше или больше – какое это имеет значение?
– Какое значение, говоришь? А такое, что если каждый начнет рассуждать как ты, площадь окажется пустой!
– Ну, это просто разговоры. Ты только и знаешь: «Если каждый скажет так да если каждый сделает этак» – совсем как сторож в парке: если все сорвут себе по листочку, что останется от деревьев. А деревьям хоть бы что.
– Речь идет не о деревьях. Речь идет о людях.
– Люди… Люди едут отдыхать, веселиться, одни мы потащимся на демонстрацию…
– Не бойся, не мы одни, – сказал Старик и засмеялся. – Кто-нибудь еще да придет…