Смеялся Флориан как-то хрипло, неуверенно, словно плохо представлял себе, как это делается.
– С тобой невозможно разговаривать, – вздохнул с досадой Владлен.
Будь это какой-либо другой случай, Старик просто приказал бы – и все. Но сейчас ему не хотелось командовать.
– Слушай, мой мальчик! Тебе самому должно быть стыдно, что в свои девятнадцать лет ты еще ни разу не участвовал в демонстрации. Если бы этим летом были выборы, ты бы уже голосовал. А за кого – это тебе ясно?
– За кого голосовать – этого не станешь решать на демонстрации.
– Конечно, эти вопросы решаются на дансингах и в придорожных кустах…
Владлен промолчал. Ничего не вышло, и разговаривать больше не о чем. Флориан немножко подождал, но юноша по-прежнему молчал.
– В конце концов, мы – одна семья или что? – вновь заговорил Старик. – Можем же мы раз в год вместе пойти на демонстрацию. А когда вернемся, езжай куда хочешь!
Малыш плохо понимал, о чем они спорят, но почувствовал, что Владлену не удалось отвертеться, и это его обрадовало. Втроем будет куда веселее.
Бреясь перед пожелтевшим зеркалом, испещренным темными пятнами, Владлен постепенно успокоился. В конечном счете Флориан прав, на прогулку можно отправиться и позднее. Тем более, раз он обещал. Старик и малыш одевались в комнате.
– Папа, а где мы будем обедать? – спросил малыш, поставив ногу на край кровати, чтобы завязать шнурок.
– Тысячу раз говорил тебе – не ставь ногу на кровать! – сказал Флориан. – Обедать будем в городе.
– Владлен, ты слышишь – обедать будем в городе!
Малыш смутно представлял себе, что означает это «в городе», но ясно было, что там наверняка все не как дома на кухне или в школьной столовой.
Флориан тщательно осмотрел свой новый костюм – не попортила ли его где-нибудь моль. После смерти Габи он очень редко надевал этот костюм. В будничной одежде куда удобнее, особенно если некому делать тебе замечания за то, что ты испачкался или что у тебя отлетела пуговица. Одеваясь, Старик думал о разговоре с Владленом и о том, что все их разговоры кончаются одинаково – Владлен просто умолкает и перестает слушать. Так же, как Флориан когда-то при спорах с Габи.
– Хорошо, признаю, ты права, – говорил он, если жена пыталась что-то ему растолковать. – Но пойми – все эти философии мне ни к чему!
– Какие философии? – возмущалась Габи. – Это же самые элементарные вещи, которые ясны любому рабочему: с одной стороны, мы имеем общественный способ производства, а с другой – частную собственность на средства производства. В этом главное противоречие…