.
Арьес, обсуждая, какое место смерть занимала в публичном пространстве в Средние века, отмечает, что король умирал непременно в присутствии немалого количества подданных и родственников. Смерть превращалась в действо, в спектакль со множеством актеров и статистов. В Средние века, по мнению исследователя, смерть была той необходимой паузой, которая определяла ритм жизни общества.
Частным делом смерть стала гораздо позже, и в этот самый момент она исчезла из публичного сознания. На долгие годы она стала делом семейным, хотя и эмоциональным, но все же обыденным, лишенным торжественности, а к началу двадцатого века оказалась, как показывает Арьес, и вовсе изгнанной из общественной жизни. Общество больше не хотело говорить о смерти, если это не была смерть государственного деятеля или знаменитости. Прошло немало времени, пока смерть вернулась в публичный, обсуждаемый дискурс.
В современном же мире человек стал умирать как бы мгновенно, просто исчезать. В результате жизнь в городе организована так, словно никто и никогда не умирает. К тому же в современных условиях смерть нередко перемещается из дома в больницу, и вокруг нее возникает густая завеса лжи. Чаще всего смерть скрывают от детей; их надежно ограждают от всякого соприкосновения с нею, что никак не может им помочь перестать ее бояться. Как утверждает Владимир Ронин, переводчик книги Арьеса: «Громко заявляя сегодня о необходимости нового понимания и подхода к смерти, социологи, психологи и врачи, в сущности, лишь повторяют сказанное Арьесом»[13].
Согласно Арьесу, и в семнадцатом веке дети все еще оставались «людьми второго сорта» – даже перед лицом смерти; их, как простолюдинов, чаще хоронили на кладбище, чем в помещении самой церкви, куда попадали взрослые представители обеспеченных классов. Впрочем, к девятнадцатому веку, с уменьшением детской смертности, ситуация изменилась. На кладбищах того времени, к примеру, немало эпитафий умершим младенцам; позже появляются многочисленные скульптуры и жанровые сценки, посвященные умершим детям и подросткам. Умерших детишек, на которых раньше взрослые не обращали внимания, теперь стали увековечивать в камне, словно каких-то знаменитостей – военных или церковных. Арьес отмечает, что эти статуи часто выполнялись с необыкновенной живостью и реализмом; плачущий посетитель кладбища получал иллюзию присутствия умершего ребенка, воспринимал его как живого.