– Кто-нибудь видел или слышал что-то необычное ночью? – его голос прозвучал глухо, но властно, как удар молота.
Софи Делькур, нервно поправляя кольца на тонких пальцах, слегка приподняла голову, будто собираясь заговорить. Её муж, Антуан, положил руку ей на плечо. Его жест был мягким, но в нём чувствовалось что-то покровительственно, как будто он хотел удержать её от сказанного. Софи, все еще белая, как мел, мягко отстранилась.
– Я… я думаю, видела Катрин ночью, – наконец произнесла она. Её голос был негромким, но в нём прозвучала уверенность, способная пробить тишину. – Она шла по коридору. Мне показалось, что в сторону комнаты Леона.
Тишина в комнате напоминала натянутую струну, готовую лопнуть. Даже огонь в камине замер, ожидая ответа.
Катрин Лаваль, до этого сидевшая неподвижно, медленно поднялась. Её взгляд встретился с глазами Софи, но затем на мгновение задержался на её муже. Уголок губ Катрин дрогнул, как будто она собиралась улыбнуться, но вместо этого сказала ровным, но холодным голосом:
– Вы ошибаетесь, мадам. Я спала всю ночь.
– Но я видела вас, – настаивала Софи, её голос стал громче, но в нём звучал дрожь. – Это было после того, как все разошлись. Вы шли по коридору.
Катрин ничего не ответила. Её глаза на мгновение стали колючими, как зимний лёд, но она тут же вернула себе спокойное выражение. Она шагнула ближе, её высокая фигура приобрела почти статуарную выразительность. Затем слегка наклонила голову, её лицо сохраняло спокойствие, но в уголке губ мелькнула едва заметная усмешка, почти вызов.
– Возможно, вам это приснилось, – произнесла она размеренно, почти ласково, что сделало её слова ещё более угрожающими. – Я заявляю совершенно точно: после ужина я ушла в свою комнату и не выходила до самого утра.
Софи отступила, её руки непроизвольно потянулись к вороту платья в попытке скрыть внезапную растерянность. Её взгляд метался между лицами гостей, останавливаясь то на Пьере, то на Антуане, но в ответ она находила лишь их молчание.
– Антуан, ты тоже слышал шаги? – наконец спросила она, пытаясь обрести опору в его словах.
Антуан медленно перевёл взгляд на жену. Его лицо оставалось спокойным, но в его голосе чувствовалась неохота.
– Я слышал что-то, – отозвался он. – Но это могли быть шаги любого.
Дюрок поднял руку, жестом требуя тишины, словно дирижёр, замирающий перед вступлением оркестра.