Вскоре Вика обнаружила, что тут есть ещё две комнаты, и там тоже люди, и они тоже чем-то заняты. Один делает наброски карандашом в блокноте, пристроившись в углу. Другой мерит шагами коридор и, внезапно остановившись, быстро записывает что-то в тетрадь. «Стихи», – догадалась Вика. В одной группе то и дело звучат имена отца Александра Меня и Александра Солженицына, в другой идёт горячее обсуждение «Мастера и Маргариты», и в чьих-то руках мелькает журнал, кажется, «Москва» – такой же номер Вика недавно видела у мамы. Она рассказывала, что у них на работе так читают редкие произведения: вдруг у кого-то по счастливой случайности оказывается один из «толстых» журналов – все сразу занимают очередь, журнал выдаётся только на одну ночь, назавтра его уже нужно принести следующему в очереди. Вика порой, проснувшись ночью, видела читающую на кухне маму.
Изредка раздаются два коротких и один длинный звонок в дверь. Кто-то приходит, кто-то уходит и потом возвращается – с шумом, ещё шампанским и мандаринами.
Игристое делало своё дело. Вику постепенно отпускало. Она расслабилась, сидя на мягком диване, откинулась на спинку и наблюдала. Это была какая-то совсем другая жизнь – незнакомая, но такая таинственная, манящая… Всё ей было интересно: и во что одеты присутствующие, и о чём они говорят, и как ведут себя. Никто к ней не приставал, не принуждал к разговору, не учинял допросов. Игорь Сергеевич был незаметно рядом. Он то молчал, то ронял пару фраз о ком-нибудь из гостей, чтобы у Вики сложилось представление об этом человеке. Спросил, как она себя чувствует, удобно ли ей, и пару раз уже наполнил её бокал. Он был галантен и ненавязчив, его как будто совсем не занимал вопрос, нравится ли он Вике. И от этого он нравился ей всё больше.
Размышления об Игоре Сергеевиче прервала очень пожилая дама. Она подошла к Вике:
– Позволите?
Присела на диван рядом. На её плечах было меховое манто, а в руке – мундштук с незажжённой сигаретой. Представилась Маргаритой Вячеславовной. Заговорила о театре. Сначала общо, потом перешла на частности.
– Убрали известную артистку с премьеры. И не потому, что она плохо танцевала, а потому, что вела себя как примадонна, примадонной не являясь, – говорила она, обращаясь к кому-то невидимому, но почему-то Вике показалось, что это послание для неё. – А в Большом убрали Лиепу. Очень-очень жаль…