Мальчик оторвал от меня взгляд и задумался. Даже пальцы стал загибать. Я засмеялась в голос. Радость изнутри уже не могла копиться. Плотину прорвало. Что-то долго хранившееся внутри, рвалось наружу этим смехом. Какая-то усталость и одиночество.
Я до сих пор помню его глаза. Искрящиеся смехом светло голубые. Сам он еле сдерживал хохот. Было видно, как он борется, чтобы не засмеяться в голос. От него веяло такой силой счастья и радости, что мне показалось, будто меня смыло тёплой нежной волной и уволокло в океан улыбки. В какой-то момент я ощутила, что даже внутренности мои и те колышутся от этой волны. Это было не просто возбуждение эмоций. А что-то большее.
Вспоминая сейчас, я широко улыбаюсь той детской чистоте, что была в нас. Ни капли похоти и вожделения. Сердце ещё не заполнено до краёв болью, разочарованием и обидами. На себя, на других, на мир, на Бога. Сердце ещё не было закрыто от всех и вся. И от себя. Мы полчаса хохотали. Он тихо, сдерживая губы. А я во весь голос. Непосредственно по-детски запрокинула голову в ответ на эту волну счастья, которой окутал меня этот мальчик. Даже атмосфера в вагоне разрядилась. Взрослые стали тише бурчать по поводу долгой стоянки и задержки пути. Кто-то с улыбкой посмотрел на нас. Мы же смотрели только друг на друга.
Тем временам поезд тронулся дальше. Мы стали тише. Это вышло как-то само собой. Мальчик даже откинулся обратно на спинку скамьи. А ещё спустя минут пятнадцать пожилая дама, сидевшая всё это время рядом с ним, позвала его мягким голосом:
– Кинко, нам пора выходить.
Так я впервые услышала его имя. Кинко. Я тогда не успела удивиться одинаковости наших имен. Помню, меня, будто втянуло обратно в реальность. Болезненно втянуло. Ведь Кинко встал и, второпях надевая рюкзак, двинулся сквозь толпу к выходу. Он оглянулся. Один раз. Ещё раз посмотрев на меня сияющими голубыми глазами. И вот тогда я успела заметить оттенок грусти в его взгляде. Что-то очень глубоко сидящее в его взгляде кольнуло мне сердце.
Опять же будучи подростком, тогда я не обратила на это внимание. Меня накрыла реальность, где я снова осталась одна в вагоне. И только тогда я осознала, что всё это время для меня не существовал мир вокруг. Я даже лица Кинко не запомнила. Не говоря об одежде или других деталях его внешности. Я видела только глаза. Кидающие в меня тёплые нежные игривые искры. Которые не обжигали, а оставляли след на моём сердце. Как угольки, упавшие на ткань юбки. Маленькие обугленные дырочки в сердце.