– Дельно Юрий замыслил. Ежели смердами-русичами здешних чудинов, весян да емчан разбавить, глядишь, и эти начнут нашим побытом жить. И крестить, крестить всех надо, без понуждения, но настойчиво.
– Пото к тебе и монахи посланы, осмотреться да прикинуть – что да как. Поди, немало еще по лесам русичей-нехристей таится?
Князь вдруг сгреб Даниила за ворот рубахи и, притянув к себе, злым шепотом выдохнул ему в лицо:
– А вот русичей-язычников – не трожьте,без них мы много чего не узнаем, да и потеряем немало. Не вразумил их еще Господь, не просветил светом Истины, так не нам, грешным, их к лицемерному крещению понуждать. Забудь. Понял ли?
Надо сказать, что Даниил и в лице не переменился, и никак не попытался высвободиться, пока князя не дослушал. А дослушав, вдруг неуловимо быстрым движением освободился от хватки.
– Понял, княже, и согласен с тобой. Никакой ябеды от меня про язычников не будет, ни князю моему, ни епископу. Ты прав. Пусть между вами и чудью будут посредниками русичи-язычники.
– Они себя родянами величают, бо от бога Рода сотворены. Он у них верховный, а требы кладут Волосу да Макоши. Ну знают еще Перуна, дочь его Магуру. А кое-какие ихние боги – взаправду на демонов похожи. Ты про Купалу слыхал?
– Слыхал. На Купалу язычники и в Суздальской земле игрища свои творят, через костры скачут парами, купаются голышом. Девки венки по воде пускают…да много чего творят.
– А как у ваших самого Купалу представляют?
– А вьюношем прекрасным со свирелью. Вьюнош сей на рыжем коне босой и без стремян, с венком на голове скачет.
– Вот! А здешние русичи, кои роды свои от варягов Синеусовых ведут, его не Купалой, а Кополой кличут. Он у них тоже молодой, но седой как старец. И конь под ним белый. Ездит он голышом, только волчья шкура на нем. Через одно плечо тул со стрелами и лук в налуче, через другое – гусли. В полнолуние, когда навьи чудища выходят из Нави в Явь, Кополо в ночи выводит волчьи стаи на охоту на нечисть. И нечисть его и волков боится. Мне про то Радивой рассказывал. Их род давно Христа принял, но слышал я, что как-то раз приезжие дружинники его не Радко, а Войко звали. Вроде как и он из тайной дружины Кополы. А воин – первейший! По ратному искусству да по опыту давно бы полусотником был, но отказывается. Я, говорит, княже, тебе и так послужу.