Взгляд Полежаева изобразил скепсис; он спросил:
– Но, в конце концов, услышу ли я от вас, кого же убили?
– Одну даму…
– Что за дама?
– Я ее не очень близко знаю, я видела ее всего несколько раз, и да! – как-то даже пила с ней однажды кофе… когда столько народу, с каждым близко не познакомишься, – с извиняющимся видом посетительница повертела рукой с пахитоской в воздухе. – Так вот, вчера все было хорошо, потом народ начал расходиться, но ушли не все. Кое-кто, – она мило улыбнулась, – немного перебрал и приходил в себя, и тут начался ливень, жуткий ливень! Это была стена воды. Было решено переждать. И знаете, пока мы ждали, потихоньку стали задремывать на диванах…
– Там есть диваны?
– Ну да, я купила недавно на заработанные деньги. Стало уютнее. Я даже рояль купила по случаю… И поскольку я не хотела оставлять гостей, я не стала подниматься к себе, и сама задремала на диване… А поутру я проснулась, решила посмотреть, какая погода, вышла в прихожую и буквально споткнулась об ее тело… А когда я осознала, что она мертва… Мне так стыдно, я так кричала…
Она закрыла лицо рукой и тихо застонала.
– Потом сбежались все остальные, кто проснулся. А я оделась и побежала сюда. Вот и все…
– Ладно, давайте по порядку, – Полежаев обмакнул перо в чернильницу, – ваше имя?
– Ариадна Ивановна Белопольская…
– А убитую как звали?
– Ксения Васильевна Лютич…
Глава 4
Как оказалось, попасть в кабаре «Золотой Арлекин» – не совсем простая задача; его еще надо было найти. Помещался он в глубине петербургских дворов. Чтобы попасть в сей приют богемы, требовалось преодолеть подворотню, двор-колодец, еще подворотню и обойти (миль пардон) помойную яму, свернуть налево, выйти в крошечный переулок – а с переулка, через узкую, готической формы дверь, спуститься вниз по лестнице. Десять ступеней, ведущих в подземелье, отделяли пристанище актеров от «земной» жизни; все это Полежаев выяснил, шагая за мелко семенящей мадемуазель Белопольской в сопровождении двух жандармов.
Наконец, они вошли в прихожую, где и лежало тело несчастной Ксении Лютич. В прихожей было натоптано; стул опрокинут, поверх кучи мужских калош валялась почему-то одна только женская калошка, сырая и изрядно испачканная, второй было не видно; вешалка-тумба, на которой висели пальто и шляпы, покосилась – видимо, ее толкнули, но она не упала только потому, что вершиной уперлась в стену.