Асавин знал, что Лонан жил по строгому расписанию: вечерами проигрывался в прах, ночи всегда проводил дома, одиноким и трезвым как стекло, чтобы не лишиться единственного заработка. Однако сейчас, судя по огоньку в окне, алхимик пропустил вечернюю игру. Снова на мели, как старая дырявая лодка. Асавин хотел оставить амбалов у дома, но те, словно дрессированные псы, молча поднялись с ними до самой комнаты и только там отступили от него.
На стук в дверь послышался неуверенный вопрос:
– Кого еще принесла нелегкая?
– Кота, – сквозь улыбку произнес Асавин. – Не найдется ли блюдечка сливок?
Щелкнул запор, приоткрылась небольшая щель, и в нее высунулась хмурая физиономия:
– Нет ничего, пошел вон. Всеблагой, во что ты вырядился?
Асавин привычным движением просунул в щель носок сапога и ладонь, а затем протиснулся внутрь. Ветхая дверь захлопнулась.
Пахло бумагой, заваренной лимонной травой, на полках громоздились свитки, лучины бросали на обшарпанные стены теплые красноватые всполохи.
– Ну заходи, – устало вздохнул алхимик, указав на одно из кресел, негостеприимно заставленных книгами.
Асавин послушно присел на край, подождал, пока Лонан разольет напиток по старым облупившимся чашкам. Ритуал. Хорек не станет слушать, пока не выпьет несколько глотков отвара. Асавин отхлебнул и скривился. Словно кто-то залил кипятком сено, жеваную лимонную корку и полынь. Что только Тьег и Лонан находят в ней?
– Излагай, – протянул алхимик, когда чашка коснулась столешницы. – Я думал, ты уже кормишь червей.
– Неплохо выгляжу для покойника, да? Сменил обстановку и хозяина, только и всего. Теперь работаю на Морока.
– Сам говорил, что он тот еще гай!
– Так и есть. Он гай расчетливый и, главное, щедрый. Обещал тебе сто золотых в день за услуги.
– Вот, значит, зачем пришел. – Лонан покачал головой. – Опять хочешь втравить меня в нечистые дела? Так знай: мне сполна хватило Френсиса. Больше я не стану обслуживать бандитов. Начну скромную, но честную жизнь. С тобой мы отныне тоже не друзья, сам сказал.
– А что, что я должен был сказать? Повесь меня рядом, искупим грехи вместе? – Асавин поморщился. – Ради Благого… Я спасал себя.
– А я хотел спасти тебя. Да кто ж знал, что все так обернется.
Асавин ощутил раздражение, похожее на зуд глубоко в колене: ни почесать, ни унять.