– Алхимики вроде меня, что монахи, все наше желание уходит в науку, и это единственная наша любовь, утешение и отдушина. – Лонни неожиданно сердито свел брови. – А вот ты… У тебя было столько шансов подняться из грязи, начать жизнь с чистого листа, обзавестись семьей с любой из тех дурочек, которым ты пудрил мозги. Но ты всегда выбирал кривую дорожку.
– Лонни, хватит этих окольных путей. Говори прямо.
– Прямо? Хорошо. Ты утонул в своей ненависти. Застрял в возрасте, в котором у тебя все отняли, и спускаешь свою жизнь в трубу.
– Как проницательно. – Взгляд Эльбрено похолодел. – Так вот что я тебе скажу. Именно ненависть сохранила мне жизнь и рассудок. Ею я подпитывался на каторге. Она гонит меня вперед. Что поделать, такова жизнь, каждый в ней находит свою опору. Валяй, осуждай, но это ничего не изменит. Я просто не могу отбросить свою ненависть, зажить, как все, пока он жив!
Лонан ничего не ответил. Просто хмуро покачал головой и вернулся к своей полке. Как мудро с его стороны, как предусмотрительно. Асавин сжал кулак. Так бы и пристукнул его молотком, этого хилого слизняка! Взбаламутил нутро, а после с видом немого укора продолжает свои занятия, а его душа просто вывернута наизнанку!
Обычно эта злость обитала где-то на другом конце океана его сознания, где она могла грохотать, словно далекая гроза, но слова алхимика пригнали ее на этот берег. Годы, с одной стороны, притупили ее, с – другой закалили и отшлифовали, придавая все более убийственные формы. Спрятанная боль – самая отвратительная, и единственная возможность жить с ней – дурачить самого себя, закрывать глаза и говорить, что все прекрасно. Но слова Лонана сорвали покровы, и душа Асавина всколыхнулась.
В тот вечер он был лихорадочно неспокоен, словно болен, как Тьег. Шел дождь, и он мок под ним, пока совсем не пропитался водой. Его переполняло множество мыслей и хотелось только одного – опустошения.
В доме Дивники никого не было, кроме нее. Сама она сидела за столом и толкла лечебные травы. От горького запаха заслезись глаза.
– О, Целительница, ты чего так вымок?
Она подхватила одно из грубых полотенец у рукомойника и принялась торопливо обтирать его. Когда полотно коснулось его лица, он резко подхватил девушку и усадил на колени, устроившись на ее стуле. Тот жалко скрипнул, но выдержал обоих. Девушка вскрикнула от испуга и обмерла.