– Занялся бы ты лучше работой.
– О, наш подлец так расстроился. Какой же ты временами жалкий, Асавин. Кто ведется на твою улыбку? Ты ведь уже не человек.
Асавин резко грохнул кулаком по столу, отчего игниат громко звякнул склянками.
– Да закрой наконец пасть!
Эмоции неконтролируемым потоком выплеснулись наружу. Все те, что он привык отметать, подавлять, маскировать и тщательно припудривать. Все те, которыми он привык манипулировать. И вдруг так легко сорвался, словно зеленый простофиля. Довел все-таки, сраный хорек!
– Что, неужели не все человеческое в тебе умерло? – спросил алхимик. – Неужели ты все еще способен на сочувствие? Только согласись, Асавин, сочувствие проснулось в тебе слишком поздно, чтобы что-то изменить.
Эльбрено пулей выскочил из лаборатории и долго слонялся по Цитадели, вслушиваясь в ее мерный шум. Он пытался слиться с ним, но каждый раз в идеальной мелодии он слышал дисгармонию. Дисгармония была в нем самом, это она все вокруг делала нескладным и фальшивым. Развинтился какой-то старый гвоздь и превратил идеальный автоматон в набор дребезжащих кусков дерьма.
Вечером Асавин зашел к Дивнике. Бродя по улицам, он внезапно вспомнил их первую встречу, когда она штопала лицо Френсису. Как смело и решительно она тогда дала отпор пристающему к ней головорезу. Асавин не придал этому значения, а стоило бы. Ведь когда он пришел к ней мокрой грозовой тучей, она была напугана больше, чем печально известным головорезом. Эльбрено хотел поговорить с ней об этом, но она только кивнула в сторону комнаты, где лежал Тьег. У его кровати сидел Курт, уткнувшись лицом в одеяло, плечи его дрожали. Оранганец увидел Асавина и тотчас накинулся на него:
– Тварь! Это все твоя вина! Надо было еще тогда продырявить тебя насмерть!
– Курт, не надо! – Дивника попыталась оттащить взбесившего мальчишку, но тот упирался руками и ногами.
– Курт… Прекрати…
Оранганец разом обмяк и поплелся на слабый голос хозяина. Тьег выглядел не краше мертвеца.
– Простите, но я так зол на него, – шепнул Курт.
– Это теперь ни к чему… – прошептал Тьег. – Не надо кричать. Мне и так очень плохо.
Курт тихонько заскулил, по щекам потекли слезы, и он сел на пол, как послушный пес возле кровати хозяина.
– Асавин… Хорошо, что пришел. Ты стал редко навещать меня.
Эльбрено присел у постели больного: