Гомозин со Славой оценивали людей по одному критерию: способен ли человек их позабавить и развеселить. Если человек казался им скучным, если его возможная реакция на их выходки была сдержанной, то время на этого человека они не тратили и смотрели в его сторону со злым подростковым пренебрежением. «Шутки» их были смешны только им обоим да некоторым одноклассникам, считавшим их «крутыми». «Крутизны» им придавали надменные взгляды, выражавшие уверенность, что жизнь состоит из увеселений и что каждый смертный обязан им эти увеселения предоставить. А увеселения были по-детски жестоки. Они то рвали ключами куртки одноклассников, висящие без защиты в раздевалке, то швырялись засохшими бетонными кляксами через вентиляцию в женскую спортивную раздевалку, то запирали в учительском туалете Жору Тщедушнова. Слава любил поднять за ошейник своего пуделя, когда выгуливал его, и душил до тех пор, пока тот не начинал жалостливо скулить, а Гомозин научился ловить мух на лету, чтобы, слегка оглушив их, заживо сжигать отцовскими спичками. На балконе тогда стоял омерзительный смрад палёных волос, и Егору этот запах хоть и был противен, но всё же был очень интересен, как был интересен и высокий писк, возникающий во время «кремации». И всё это казалось им невероятно смешным.
Алёну, сидевшую за первой партой прямо перед ними, они мучили каждый урок биологии: засовывали ей в волосы карандаши, пачкали чернилами белую спину сарафана, плевались в неё слюнявыми шариками бумаги и много чего ещё проделывали. А поскольку она никак на них не реагировала, Клавдия Георгиевна тоже молчала, либо не замечая выходок, либо считая их безобидными. Гомозина эта девочка раздражала. Объяснить чем он вряд ли бы смог. Поэтому иной раз он просто без остановки толкал её в спину и заунывно нашёптывал: «Мальцева, Мальцева, Мальцева, Мальцева».
И вот случилась первая контрольная Гомозина на новом месте. Получив задание, он, запустив пальцы в волосы, недолго подумал над вопросами и за неимением соседа под боком (Слава заболел) обратился за помощью к Алёне. Заискивающим умоляющим голосом он клянчил у неё листок с ответами, и она, не обращая на толчки никакого внимания, закончив писать свою работу, преспокойно передала листок назад. Гомозин, уже не надеявшийся на помощь и думающий лишь о том, как он её проучит, сильно обрадовался и, списав, даже поблагодарил девочку.