Нож в этот момент особенно громко ударил лезвием о доску, легко пройдя через куриную кость, и Эльдар откинул его в сторону, оборачиваясь. Его злой темный взгляд ошпарил почти осязаемо:
– Я не просил тебя уезжать, – прорычал он, раздувая ноздри. – Ты сидишь и пялишься мне в спину. Не люблю этого. И ехать тебе некуда.
– Не хочу тебя напрягать своим взглядом, – понизила я голос. – Я не знала, что ты здесь…
– А то что? – вздернул он надменно подбородок.
– А то бы подумала лучше… – тихо огрызнулась.
– Способность думать тебе, очевидно, отказала, – неожиданно вызверился он и, глянув на дочь, добавил: – Давно. Поэтому сиди тут и учись думать заново.
Я медленно моргнула.
– Ты себя давно видел, интеллектуал? – выпрямила я спину. – В дырках весь, считаешь, от большего ума, чем у меня?
Эльдар медленно втянул воздух, и я уже думала, что выдаст порцию ненависти, но он вдруг усмехнулся и отвернулся:
– Зубы спрячь и иди выгуляй ребенка.
– Тебя забыла спросить, – окреп мой голос.
Но он не ответил, а я подхватила Ксеню на руки и поднялась в комнату. Та успела сцапать книжку и как ни в чем не бывало уселась на диван, а я принялась расхаживать по комнате, пытаясь сбросить оцепенение, в которое вогнала меня перебранка с Эльдаром. Вот же козел! Мешаю я ему! Если первым желанием было убраться неважно куда, то теперь хотелось остаться ему назло! Мало было одного урода в моей жизни, другой пожаловал! Что за карма такая?
Пометавшись туда-сюда, я решила, что и правда не мешало бы выйти на свежий воздух. Тем более если обедом уже занялись. Проветрю голову и подумаю, что делать дальше…
Какого черта я вообще выполз из спальни?! Тянуло. К ней. Она металась по кухне, гремела шкафами, а зверюга моя дергалась на каждый звук…
Карина изменилась. Выросла… И стала еще более притягательной. Я пожалел с первого же шага в гостиную, что решил выйти. Но назад пути не стало. Потому что взгляд прикипел к ее прямой спине. Она стояла у столешницы и пыталась взять себя в руки, но у нее не выходило. Я видел и чувствовал – ей плохо. А после ее рассказа отцу понимал почему.
Да, подслушивал, крал эту исповедь, не предназначенную для моих ушей…
И такая злость всплеснулась, что стало трудно дышать. Почему я позволил ей уйти? Почему не попробовал вернуть и сделать своей? Боялся. Страшно было сделать ей больно и не простить себя. Но разве стало лучше? Нашелся другой. А я даже не знал, не мог дотянуться и помочь, занятый тем, чтобы хоть как-то жить…