Мама: Нур, милый, ты почему такой испуганный стоишь? Что случилось?
Нур: Мама! Мама! Там огоньки! Они погасли! Они почти все погасли! Их осталось сорок девять! И там глаза, красные глаза за куполом. Они там, где лес! Где лес, они там, смотрят! Мне страшно!
Мама посмотрела на свои побледневшие руки, и, обняв меня, успокаивающим голосом сказала.
Мама: Дорогой мой, любимый Нур, время пришло. Мне пора рассказать тебе всё.
Ты самый сильный, говорила мне мама когда-то давно, но сейчас, обнимая её в первый раз за столько лет, я не сдержался и заплакал.
Нур: Мама! Я не хочу, чтобы ты умирала! Скажи мне, что ты не умрёшь! Ложись в постель, я сейчас принесу новый стакан воды!
Мама: Не надо, милый. Лучше я выйду и посмотрю на эти глаза сама, и посчитаю огоньки. Вдруг ты ошибся и насчитал меньше? Побудь пока здесь и за мной из дома не ходи.
Нур: Нет, мама, там глаза, они страшные, они тебе навредят, я пойду с тобой!
Мама: Лучше принеси мне меч и щит отца. Ты ведь следил за ними, как я тебе наказала?
Нур: Конечно следил! Сейчас принесу, только не уходи!
Мама: Беги, я подожду у двери.
Я побежал по дому в оружейную. Щит стоял по центру комнаты на небольшом постаменте и был выше меня почти на четыре головы. Мне всегда приходилось подставлять стул, чтобы дотянуться до его верхнего края и протереть.
Я подставил стул с обратной стороны щита, там, где была рукоять, и ухватился за неё. Но поднять не смог. Я не смог даже столкнуть щит с постамента, хотя держался он всего на одной маленькой стальной палочке-упоре. Как я ни старался – он не двигался и не поддавался. Промучившись со щитом, я бросил его и, спрыгнув со стула, подбежал к стойке с мечами.
В центре, среди всех мечей, булав и копий, был самый большой, кристальный обоюдоострый меч, с лунного цвета каймой по центру лезвия, гардой в форме трилистника и алым камнем на конце рукояти.
Меч был огромен, почти во весь мой рост. И настолько же тяжёл. Я уже пытался поднять его раньше, ведь мать запретила мне трогать только щит, но у меня никогда не получалось, не хватало сил. И сейчас, я упирался ногами в пол и со всей силы тянул рукоять вверх, но не мог поднять. Я тянул и тянул, кричал и плакал, пока рука не соскользнула с рукояти, а вена не прошлась по лезвию.
Кровь облила кайму и стекла к рукояти, к листьям гарды, наполняя их изгиб.