Витька опустился на стул. Эдик мотнул головой, отгоняя наваждение.
– Зубы заговаривает, – прошептал он.
– Причём буквально, – тихо подтвердил Роман.
Татьяна повернула лампу на столе, Витька зажмурился.
– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, ничего не буду трогать. Только вот вашу руку…
Татьяна осторожно отвела Витькину ладонь от щеки. Магистры вытянули шеи и привстали на цыпочки.
– И рот чуть-чуть пошире, пожалуйста. Болит внизу, правда? Ага, есть воспаление на десне, но это не страшно. Этот зуб вам уже лечили, верно? И вам было неприятно, и вы это запомнили. Тихо-тихо… Вы этот зуб на днях, вероятно, подморозили. Без шапки ведь ходите и без шарфа, верно? Ну ничего, ничего, всё поправимо. Закрывайте рот.
Татьяна выключила лампу, и в лаборатории стало заметно темнее.
– Я попробую вам помочь. – сказала Татьяна Витьке. – Я не причиню вам лишней боли. Вам нужно будет только посидеть несколько минут не двигаясь.
Витька ничего не ответил, даже не кивнул. Можно было подумать, что он впал в транс.
А Татьяна бесшумно обошла стул, встала у него за спиной, протянула обе руки и остановила ладони в нескольких миллиметрах от его щёк.
– Закройте глаза, пожалуйста, – снова тихо и ровно потёк её голос. – Вспомните, какое бывает небо в июле на закате…
Мы смотрели на Татьяну, широко открыв глаза (а я, кажется, даже рот открыл от удивления). Но она словно перестала нас замечать. Свет в комнате ещё немного померк. И тут Татьяна запела.
Её губы почти не двигались, слова были протяжны, мотив казался очень знакомым. Что-то похожее на колыбельную. У таких песен нет ни начала, ни конца, ни особого смысла. Никто никогда их не учит, но приходит время, и оказывается, что ты их знаешь.
Мне показалось, что мелодию ведёт не только Татьянин голос. Где-то в углу запела то ли флейта, то ли скрипка. Не могу сказать точно, сколько это продолжалось. На часы никто из нас не смотрел. Мы вообще забыли о времени. А может, оно само изменило своё русло и текло мимо нас.
Но вот невидимая флейта смолкла, Татьяна перестала петь и опустила руки. В лаборатории сразу стало светлее.
– Всё, – с улыбкой сказала она, заглядывая в лицо Витьке. – Больше не болит?
Корнеев осторожно потрогал щёку и изумлённо уставился на Татьяну.
– А теперь одевайтесь потеплее и идите к дантисту. Моей анестезии хватит на несколько часов, а зуб надо лечить, увы. Но всё будет хорошо. Я провожу вас.