Выход нашла его жена, царица Мирослава. Женщина она была хитрая и изворотливая, быстро предложила нужное решение.
– Дочь нашу, отдавать чародею мы не будем. Подберём девку подходящую, из дворни. Отмоем, принарядим и выдадим за Любаву. Вот и пусть над ней измывается изверг! Царевну злодей никогда не видел, она от глаз посторонних надёжно укрытая росла, так что не прознает ничего, – зашептала жена Всеславу.
– А ну как девица сознается, что не царевна? – засомневался царь.
– Не сознается, мы её запугаем, пригрозим так, что рта не посмеет открыть. Да и будет ли он церемониться и разговоры с ней разговаривать? Ему не для этого непорочная девушка понадобилась. Сожрёт, да и дело с концом! – настаивала Мирослава.
Послушался царь. Отдал приказ верным людям отыскать подходящую девушку и доставить в покои царицы. А та принялась наряды да румяна с белилами готовить, даже украшений золотых из своей шкатулки не пожалела, чтобы уж точно ничего не заподозрил чародей.
– Любава! – голос отца заставил девушку вздрогнуть.
Конюх Радим распахнул дверь и оглядел комнату, ища глазами дочь. Он редко звал её по имени. Обычно, просто приказывал накрыть на стол, да подать, что ему требуется. А если девушка вдруг не успеет скрыться с глаз, то и награждал тумаками.
Любава притихла, соображая, чем могла прогневать отца, да ничего в голову не приходило. Обед готов, в доме прибрано, царская кухарка, у которой девушка была в помощницах, вроде на неё не жаловалась.
– Ты где? Оглохла что ли? – в голосе конюха послышалось раздражение.
– Тут я батюшка, – проговорила Любава и высунулась из-за печки, где обычно отдыхала по вечерам, прячась от отца.
Лицо Радима посветлело, он даже улыбнулся щербатым ртом, чего за ним отродясь не водилось.
– Повезло нам Любка! Смотри, что сам царь пожаловал! – конюх поднял руку, показывая увесистый кошель, с позвякивающими монетами. – Чистое золото!
Девушка изумлённо захлопала глазами. В таком кошельке, полном золота, находилось целое состояние. Она не могла понять, за какую услугу её отца так щедро наградили. Но зная вспыльчивый нрав своего родителя, решила не спрашивать, ждала, когда сам расскажет.
– Собирайся, идём во дворец, – махнул рукой Радим.
– Зачем батюшка? Уже стемнело… – начала было Любава, но увидев, как сошлись у переносицы брови отца, примолкла.