Петербург, здесь ходят капитаны,
вот подвальчик, Пушкин там бывал,
запивали карточные раны,
а потом в Царицыно на бал.
Вечер кормит звёздным ожиданьем,
строчка в низ, туман и винный дух,
жмёт оркестр на кошелёк желаний
ресторан закроют после двух.
Пьяницы, поэты робкой лиры,
кто то в стол, а этот вон на стол,
новый звук послушайте кумиры,
и у всех безбашеный престол.
Вон другой, как запертый в кубышке,
зелень собирает и в казну,
подари мне розовую пышку,
вед она одна здесь на кону.
Разменять гербовый я не буду,
сам Христос из храма изгонял,
всех барыг, что подчинялись блуду,
эту заповедь и я принял.
Сегодня осени ноябрь,
но солнце бьёт по чёрному,
листву качает лужи рябь
как жизнь в судьбе Печорина.
Читать роман, сгибать листы,
края слюнявя ёрничать,
а что же Бела, где цветы,
всё ж то рабыня – горлица.
Угар лучей в окно стучит,
пока…, чай по хорошему,
открою форточку – молчит,
кидая лёд с горошину.
Так и любовь порой молчит,
она про то…, заброшена,
считает дни и время чтит,
под щёчкой спит с ладошками,
она так пишется, так есть,
порою в песнях точками,
но это тоже милым весть,
по сердцу с лопаточками,
снега, дожди, сирени весть,
всю жизнь слагают строчками,
сейчас горит, а завтра в грезь,
помиримся же ночками.
У млечных звёзд вся грудь видна
сосок упругий светится,
помять его на склоне дня,
теперь он не отвертится,
разрывы будто чей то бунт,
поправить кофту хочется,
а язычок твой балагур
и в глазках двоеточие,
не обсуждай сей эпизод,
поэт всегда отвертится,
он улыбнётся через год
сравнив любовь с феерией.
Всю радость от любви бери
и горести развенчивай,
не отдавай её, гори,
до той житейской вечности,
в бессоннице, в рассвете дня,
когда часы развенчаны,
предметы словно полынья,
но рядом свет и женщина,
блаженная твоя судьба
ресничками обвенчана,
рубашка сонно – голуба,
ромашки жмутся в венчики.
Вспахать, посеять и убрать, .
родить народ и пропитать,
и Богородицей сиять…,
в своих краях, ты просто мать.
А говорок, то чок, то ок
Череповец и волок, лог,
завод, подшипников предлог,
за гранью слов, что слышал Блок.
Прости, в душе ещё комок,
но кто ж подумать тогда мог,
работа, дети, уголок
с учёбой выбивают сок,
в глубинке старенький пророк:
“…не забывай земельки клок,”
вот бьётся мать меж этих строк
прощая мужниный заскок.
Учёных тьма, но ты одна,
завод тяжёлая волна,
тут выплыви нырнув до дна,