– Дома у меня просто нет ничего съестного, – говорила Татьяна, объясняя свой поступок. – И выхода другого не вижу – я пыталась найти работу в Выборге или в Питере, но, во-первых, у меня здесь жилье, а, во-вторых, меня официально, приказом, вызвали на комбинат.
Голодовка Татьяны Дик никого особенно не удивила. Большинство испытывало абсолютно те же чувства непонимания, злобы и голода. Но Татьяна сознательно пошла на обострение конфликта – ценой собственного здоровья.
И что? Фактически ничего, никто из «большого» начальства с ней даже не разговаривал. Профсоюзный босс, узнав о голодовке, посоветовал Татьяне оформить больничный. А Бочкарев, узнав о её протесте, пообещал выкинуть на улицу, если не перестанет «дурить»[253]…
Митинги работников предприятия не заметить было значительно труднее. Стихийные протесты часто совпадали с «красными» днями календаря, праздничные дни разительно подчеркивали вовсе не праздничные заботы советских тружеников.
Перед 8 марта в поселке Советский митинговали[254]. Толпа, по крайней мере, человек в 200 с плакатами в руках – «Дети хотят есть», «Комбинату достойную жизнь» и т. п., собралась у входа в административный корпус Выборгского ЦБК. В этот раз источник «напряженности» исходил из котельной. Угроза закрыть котельную, прозвучавшая со стороны ее работников (за полгода – ни одного дня простоя, и ни одной получки), в случае, если не будет погашена задолженность по всему предприятию, обрекала Советский на вымерзание.
Обязательно в таких ситуациях перед собравшимися появлялись В. Сметанин, А. Бочкарев и председатель профкома Л. Ханатаев. Что примечательно – все трое начинали с бессмысленного вопроса: «В чем дело?» Потом начиналось промывание мозгов – про американцев, инвесторов и необходимость быть вместе.
– Комбинат был доведен до такого состояния ещё до прихода нового руководства, – объяснял Сметанин. – Денег сейчас просто нет и взять их негде. Когда удается найти заказ, перед дирекцией неизменно встает проблема – потратить деньги на зарплату или закупить на них мазут для котельной. Без топлива встанет и производство, и замерзнет поселок. Каждый день мы с Бочкаревым ездим то в Выборг, то в Петербург, выпрашиваем мазут.
Постепенно страсти утихали, осознание безысходности постепенно брало верх.
Если подкидывалась информация – «радостная новость», что из Выборга пришли «детские» деньги, народ тихо ворчал («Найдин пусть и воровал, но при нем хоть комбинат работал»), но расходился.