Вместе с Яковом ехали четыре мальчика.
Все были одеты в простые, но добротные одежды горожан. Под этими одеждами – кольчуги. На этом настоял сэр Джон. «От арбалетного болта кольчуга, может, и не защитит… Зато от стрелы или удара кинжалом – непременно», – сказал он. Мальчишки были вооружены легкими мечами, а Яков – своим посохом.
Полюбовавшись на возрождающийся Данбери, принц тронулся дальше. Стоял чудесный майский денек. Чирикали пичужки, летали стрекозы. Их путь лежал по дороге, идущей прямо на юг.
Пустив лошадок шагом, они за час проехали миль восемь. Яков ехал, сильно задумавшись. В голове у него крутились нехорошие мысли. Он не мог принять мысль, что на него покушались просто потому, что он якобы занимал чье-то место. Яков стиснул зубы. Они еще не знают, с кем связались! Уже через месяц его сироты будут представлять значительную силу. От него этой силы никто не ждет. Вот тогда и посмотрим! Он начал строить планы, как отомстить своим врагам.
Впереди показалась деревушка. Дик спрыгнул с лошади, и открыл входные ворота. Деревня словно вымерла. Не было видно ни единого человека.
Яков ехал по улице, разглядывая покосившиеся, облезлые домишки. Лишь собаки брехали, завидев всадников.
Наконец, они выехали на обширный двор, видимо, служившей в этой деревне площадью, рынком, местом общих сходок – и вообще, центром деревни. Здесь и столпились все жители деревушки.
Посреди площади стояла виселица. Под виселицей, с петлей на шее, стоял облезлый мужичонка. На его лице была написана тупая покорность судьбе. У ног крестьянина выла в голос не менее облезшая баба, с кучей ребятишек.
Яков сказал:
– Дик, выясни, почему вешают этого человека. А ты, Том, проследи, чтобы никого не вешали, пока я не разберусь.
Через минуту Дик доложил:
– Его вешают на недоимку. Он задолжал десятину местной церкви за три года. Сегодня, как сказал вот тот поп, как раз день сбора подати.
Яков нахмурился:
– Что? Подать? Весной? Перед посевом? Ну и ну!
Яков подал лошадь вперед, раздвигая толпу. Возле виселицы распоряжался очень толстый поп, с заносчивыми манерами. Рядом с ним стоял раскрытый воз с мешками зерна.
– Вы, лентяи, смерды, и подлые люди, – вещал поп, тряся толстыми щеками, – никак не уразумеете, что платить церковную десятину повелел нам наш Господь. – Он широко перекрестился. – Кто не платит десятину, должен спросить себя, а не задолжал ли он Господу нашему? – Он перекрестился еще раз.