– А с чего ты решила, что я добрый? – интересуется Кэммирас. – Но вот о том, что мне принадлежит, забочусь, да. И совсем не хочу, чтобы моя кукла упала в голодный обморок.
Очень хочется ответить, что сейчас именно он выглядит так, словно вот-вот потеряет сознание. Но хорошие куклы не дерзят, если им этого не позволяют, потому спрашиваю:
– Нас учили, что кукла не должна приниматься за еду раньше хозяина.
Кэммирас вздыхает:
– Так и сломать недолго.
«Может, этого и добиваются? – спрашиваю я мысленно, скорее саму себя. – Может, чаще всего им это и удается».
Пытаюсь вспомнить тех, кого видела уже после выпуска, но их оказывается пугающе мало. Да и те, кого видела, редко выглядели счастливыми.
Так странно, что осознаю я это лишь сейчас. Словно Кукольный домик наводил морок, не позволяя по-настоящему задуматься о том, что ждет впереди. Или дело вовсе не в этом? Просто будущее казалось слишком пугающим. Оно и сейчас пугает, сильнее прежнего, но я к этому уже готова.
Я не успеваю ничего ответить, а Кэммирас уже заглядывает с балкона в комнату и командным тоном произносит:
– Тутти, закажи завтрак для двоих.
Только собираюсь удивиться, что еще минуту назад в доме никого кроме нас не было, как слышу в ответ чуть искаженный, но все же детский голос:
– Ранний завтрак будет через пятнадцать минут. Приятного пробуждения.
– Угу, только я еще не ложился, – бурчит в ответ Кэммирас. Бросает на меня быстрый взгляд. – Все никак не сменю на модель поновее, чтобы так не ошибалась.
Но меня больше интересуют не слова, сказанные детским голосом. Любопытнее другое.
– Тутти, значит? – протягиваю я.
Кэммирас выглядит смущенным. Отмахивается с чересчур нарочитым легкомыслием:
– Дядюшки меня так называли в детстве. – Его взгляд в одно мгновение ожесточается настолько, что мне невольно хочется попятиться. Только вот некуда, за спиной по-прежнему ограждение балкона. И пять этажей до земли. А Кэммирас словно этого не замечает, продолжая: – Очень подходящее имя, только тогда я не знал…
– Означает «Игрушка» на старом языке, – киваю я.
– Знаешь его?
Я пожимаю плечами.
– Чуть-чуть. Нас в домике многому учили. Значит, зовешь голосового помощника своим детским прозвищем? И… он ведь твоим голосом говорит?
– Допустим. Что, тоже скажешь, что я ненормальный?
«Тоже», значит. Интересно, многие ли решаются назвать его ненормальным в лицо? Однако я оставляю эту мысль при себе и отвечаю: