***
В пятницу-развратницу в обеденный перерыв, как обычно, послышались в коридоре тяжёлые шаги. Тата Киселёва выронила из рук чашечку тонкого фарфора, заметалась по комнате приёма пищи и выскочила за дверь. Было слышно, как она в сердцах хлопнула дверью кабинета. В комнату вошла Нора Брониславовна. Её татарское лицо было бледным и казалось мрачнее обычного. Брови сурово сдвинуты, у плотно сжатого рта залегли морщины, на широких скулах по-мужски ходили желваки. Не поднимая ресниц, она открыла микроволновку и сунула посудину с обедом. Ткнула кнопку разогрева. Пища издала шипение и хлопок, забрызгав жиром дверцу… «А кто мыть будет? Мордой бы вот сунуть, чтобы прибрала за собой», – хотела выкрикнуть, но промолчала Елена Семёновна.
Закатав рукава по локоть, Нора Брониславовна окинула тёмным взглядом комнату приёма пищи, женщин, вошедшего с ланч-боксом в руках Валерия Валерьевича Белова. Его тонкие губы растянулись в желчной усмешке. Коротко стриженный и черноглазый, он походил на птицу и воплощал в себе неизбывное «угу, поживём – увидим». Военная выправка, выдававшая бывшего службиста, подчёркивала педантизм и плохо скрытые амбиции.
Затем Нора Брониславовна издала булькающий гортанный звук, будто все эмоции, что переполняли её, вдруг вырвались наружу, обратившись не то в тошнотворный кашель, не то в истерический всхлип.
– Чёрт-те что, – проговорила она сдавленным голосом, выхватила из микроволновки коррекс и ушла.
У Валерия Валерьевича на смуглом лице проступила ядовитая ухмылка.
– У нашего завхоза опять проблемы со сдачей отчётной документации в финансовую службу, – сказал он, раскладывая столовый прибор и свой обед на столе. – И заявки отказывается в учётную базу заводить. Я говорю: «Вы не правы, Витиеватов…» И так мы спорили, вместо того чтобы продуктивно работать. Такова русская действительность…
В это время в конце коридора опять послышалось: «Ах нет, это чёрт-те что!» – и хлопнула дверь. Женщины в комнате приёма пищи переглянулись. Валерий Валерьевич, смачно крякнув, принялся за обед. Электронные часы на стене показывали ровно полдень.
***
В пять часов вечера в кабинет главного редактора стремительно вошла женщина. Серый костюм сидел на ней как влитой, высокий воротник офисной блузы закрывал шею, лицо казалось белее снега. Главный редактор вгляделся и не узнавал сотрудницу из-за мертвенной бледности – в лице её не было ни кровинки. Прижав пышную грудь к краю массивного стола, женщина произнесла глухо с душераздирающим отчаянием: