Я попросил прощения за мою наглость, а позже спросил про цель ее поездки. Разговор начал развязывать тот узел, который породил во мне этот суровый морозный день, да и повседневная статичность жизни. Через десяток минут социальный мотор заиграл во всех ключах. Время начинало исчезать, как исчезает песок после сильного ветра. Наши темы начали меняться ежеминутно: истории из детства, студенческие годы, первая любовь, любимая порода собак, смерть родственников, работа… И это малый список тем и контрастов нашей беседы.
Мы улыбались, как дети. Было заметно, что ещё пару слов и мы не отведём от друг друга глаза. Так все и было. Я всматривался в ее глаза, которые сверкали от удовольствия моей компании, в них я тонул. Она охотно расспрашивала меня про мои вкусы, я же чаще задавал вопросы философского характера. Редко встретишь человека, который мыслит лучше робота, который говорит не заученными фразами.
Я рассказал ей, что я преподаватель в университете, и наша беседа стала трансформироваться в обучение, которое ее увлекало. Мне это было чуждо. Чуждо от того, что я не видел этого в студентах, но увидел это в ней. Я увидел любовь и интерес к жизни, желание прогрессировать.
Бутербродов и печенек уже не осталось, в ход пошла упаковка семечек.
Компания с ней казалось войной, не по своему содержанию, не по характеру, а по эмоциональности и ритму. Каждое предложение, каждая мысль будто вылетали очередями из автомата.
Я начал влюбляться в неё. Я начал влюбляться в неё ещё с первых семи минут. В момент, когда я рассказывал про свою семью, я понял, что люблю её. Мне могут не верить, но я правда влюбился! Мне не было так хорошо никогда, как в эти славные часы. Во мне металось желание сказать ей об этом. Я все не мог решится.
– Знаешь, я кажется…, – начал я вести ее к серьезному заявлению.
– Ой, погоди, кажется, через две станции я выхожу, – с грустинкой сказала девушка. И мы стали ехать молча, пряча свою грусть в одиночных, будто вырванных из контекста фразах, по типу «было весело», «спасибо за компанию».
Через двенадцать минут она пошла на выход. В попытках удержаться как можно дольше рядом с ней, я помог ей донести багаж. На прощание мы крепко обнялись. Мы обняли друг друга так, будто отправляли на смертный приговор, будто я отец и отпускаю свою дочь в свободный полёт, будто… Нам было больно, и это было видно за улыбками и тёплыми объятиями.