– Да не про то, не про медицину я. Вот нет у меня такого здоровья, каждый день пить. Если, дорвусь, хоть на трудовую, хоть на дармовую – напьюсь в усмерть. А завтра мне её никакой не надо. Силком заставляй – не буду. Не лезет. Здоровья не хватает.
– Ни хрена ты в жизни, сосед, не понимаешь. В пьянке – самое страшное перерывы. Пока пьешь, старый, ничего не болит. Трезвому же – мука. Голова трещит, в подреберье колет, сердце бухает – желудок переворачивается, во рту горечь от трезвой жизни. Похмелился, еще чуток сверху и все хокей. Клин клином вышибают. Дай полтинник. У жмот.
Видно не хватило полтинника, а может наоборот лишку нашел. Хватило его на днях в солнечные жары, что-то там, в сосудах в голове переклинило. Два дня пролежал пластом уставясь пустым взглядом в потолок, а на третьи сложили ему руки на груди, закрыли его карие очи.
Вечерело. Бабка накрутилась, готовя с соседками для поминок, дед принял на грудь (грех большой не помянуть соседа). Машка пинала рогами калитку и требовательно мекала во все козье горло. Её беспокоило, мучило переполненное, отвисшее вымя, соски которого чуть ли не купались в уличной пыли. Не объяснишь скотине, что не до нее сегодня. Костеря свою жизнь бабка доила козу. Ругая депутатов – демократов, чиновников – казнокрадов, дед углубился в телевизионный «Обзор за неделю». Сосед в избе через улицу лежал на столе, безразличный ко всему.
– Старый, а Гришка то нет.
С малым ведерком молока вошла в избу бабка.
– Лежишь. Телевизор смотришь. А с него, может быть, шкуру дерут. На шашлык пускают.
– Отстань, старая. Гришка, Гришка. В первой, что ли. Я бы еще Мурзика не пас. Набегается, придет. Тута вон, как бы жиды новую мировую не развязали. На корабль мира напали, людей захватили, в тюрьме держат, а арабы в секторе Газа, как в концлагере.
–Я тебе сейчас здесь устрою войну. Давай газуй, иди ищи козла.
Вроде бы бесполезная вещь в хозяйстве козел и не старому деду искать его по задворкам в наступающих сумерках, но любила бабка порядок во всем и ценила его превыше всего. Все должно быть на своем месте. Дожидаться бури дед не стал. Натянул на босу ногу кроссовки и, напевая под нос, стал завязывать шнурки.
–Жил был у бабушки серенький козлик, – и уже в дверях
– Бабушка козлика очень любила. Жрать не давала, а только доила.