«Вы, Аннушка, должны с ним чаще заниматься, может, на развивашки какие-то пойти, ну полно же развивашек…»
«Каких это развивашек в Снежногорске полно? – злобно спрашивала уставшая Анна. – Вот сами и сходите, вам все равно заняться нечем».
Выходило грубо, потом приходилось извиняться, приглашать в гости, накрывать на стол. И пропуск, конечно, делать – а кто его сделает?
Как будто стараясь помочь матери, Наум постепенно начал выдавать слова, они вываливались из него сначала бессмысленно, но все же связно. Он мог просто сидеть и произносить какие-то фразы, как будто где-то они у него там лежали на складе – прямо стопочками, и он их оттуда загружал в свою голову – одну за другой.
Нормально Наум заговорил в четыре. И сразу же стал заикаться. Но это уже на общем фоне казалось мелочью – Анна успокоилась. В конце концов, многие заикаются, кто-то буквы не выговаривает всю жизнь, это уже не порок. И сколько Антонина Борисовна ни клевала ее тем, что Наума нужно отвести к логопеду, психологу и лечить заикание, Анна уперлась рогом – не позволю залечивать сына.
«Вы говорили, он никогда не заговорит, а он заговорил. Теперь отстаньте от него. От нас отстаньте. С заиканием он как-нибудь справится. Или нет».
Толя в таких баталиях обычно участия не принимал – приходил домой с работы, садился за стол и просил: «Ма-а-ам, передай горчички». Причем это дурацкое «мам» у него было обращением и к своей собственной матери, и к матери Наума, как только она обрела еще и этот статус.
«Не мамкай мне, – много раз говорила ему Анна. – Иначе я чувствую, что у меня два сына». «Да ладно тебе, Нюш, – миролюбиво говорил Толя. – Горчички передай».
Эта его привычка любую еду есть «с горчичкой» раздражала Анну. Первые годы она старалась, готовила ему – по рецептам из интернета, из книг разных кулинарных (там на картинках всегда был красиво сервированный стол, и посуда для особых случаев, и прочие мелочи – салфеточки там, и приборы, украшенные вензелями, и Анна страшно всем в этих книгах завидовала, особенно авторам – не перетрудились они, поди, пока готовили свой выставочный образец).
Но Толя во все приготовленные ею блюда клал свою горчичку. «Да ты же вкуса вообще не поймешь!» – расстроенно говорила Анна, а муж отвечал: «Ты же знаешь, я не привередливый», и она вообще не могла понять, причем тут это. «Хорошо, в следующий раз тогда корм кошачий тебе подам, в миске». «Ну не обижайся, – просил Толя, быстро заталкивая в себя любую еду с горчичкой сверху. – Я все это ценю, правда. Просто я