При воспоминании о погибшем отце навернулись у парнишки слезы. Антипка шмыгнул носом и вытер слезинки грязным рукавом рубахи.
– Антипка! – окликнул паренька Василий Пухарев[4], проходивший мимо. – Чего сопли распустил? Опять чего натворил?
– Не, дядь Вась, все хорошо! – ответил Антип. – Это я так, батьку вспомнил.
– Батьку это хорошо! – согласно кивнул Пухарев, доставая из кармана кисет с табаком. – У, – присвистнул он, увидев сломанную лопату, – а со струментом чего?
– Сломалась. – Пожал плечами Антипка.
– Ага, – усмехнулся Василий, с наслаждением затягиваясь, – вот так сама взялась и сломалась? Тебе староста все ухи за нее оторвет! А у тебя, как я погляжу, они еще с утренней не отошли. Как же ты, балбес, о заборе-то забыл?
– Так получилось, дядь Вась, – опять пожал плечами Филинов, потирая оттопыренные уши. – Сам видишь, земля какая! – Антипка ковырнул обломком лопаты землю. – Каменюки сплошные… На кой здесь господину начальнику округа понадобилось общественный сад разбивать?
– Антипка, наше дело маленькое – сказали копать – ко… – Василий не договорил – внимание крестьянина привлекло облако пыли, висевшее над перелеском.
Из-за деревьев, скрывающих дорогу, показался отряд всадников, сопровождающий две большие крытые телеги.
– Кто это? – озадаченно почесал затылок Пухарев.
– Китайцы! – побледнев, всполошился Антипка, разглядев узкоглазые лица всадников.
– Неужто опять хунхузы[5]? – спокойно произнес Василий. – Беги, Антипка, к начальнику округа… Да побыстрее!
Парнишка, бросив на землю поломанную лопату, со всех ног кинулся к селу. Отряд стремительно приближался. Василий уже без труда мог разглядеть раскосые физиономии незваных гостей.
– Не похожи они на хунхузов, – оценив добротную одежку китайцев, буркнул себе под нос Пухарев. – Какого только лешего им здесь понадобилось?
Тем временем передовой отряд всадников поравнялся с крестьянином. Китаец, одетый в дорогой халат, видимо, командир отряда, резко натянул удила. Конь недовольно заржал, встал на дыбы и остановился. Успокоив недовольное таким обращением животное, китаец отрывисто бросил Василию:
– Шуанченцзы[6]?
– А? – не понял Пухарев. – Какой, к собакам, шуан? – После многочисленных нападений на село хунхузов в былые годы, страх к китайцам у Василия слегка поистерся.
– Никольска? – произнес китаец, недовольно дернув щекой, изуродованной рваным шрамом.