– Успокойтесь Шилякин. Никакого оскорбления не было господа, – он окинул взглядом всех присутствующих, – Мы с юнкером Шилякиным просто неудачно поборолись в целях тренировки, схватка вышла из-под контроля, немного не рассчитали сил. А его слова… это просто эмоциональный всплеск из-за моего меткого попадания ему в бровь. Я уверен он потом будет об этом сожалеть и обязательно извинится. Господа, надеюсь я услышан.
– Трус! – дёрнулся Данила, удерживаемый Горжевским.
– Что здесь происходит, потрудитесь мне объяснить?! – в проёме двери стоял ротмистр Завьялов. Нет, объяснять ничего тому не требовалось, вопрос был скорее риторическим, ситуация была яснее ясного.
– Шилякин, опять Вы? Вам мало было гауптвахты, которой Вы так чудесно избежали?
– Никак нет, господин ротмистр. Мы действительно боролись и погорячились. – при этих словах Данила косился на Блихера, тот глядя на Завьялова, утвердительно кивнул:
– Так точно, господин ротмистр, боролись.
– Ясно…, ротмистр покачал головой и цыкнув сказал, – Блихер, Вам три часа аиста, и я лишаю Вас увольнения в следующее воскресение. А Вам, господин Шилякин, пять часов аиста и две недели без увольнений, так сказать в счёт прошлых заслуг. – он хмуро посмотрел на Шилякина, окинул прочих сердитым взглядом и удалился.
Данила осмотрел пол в поисках портсигара, увидел его, подошёл и поднял. Листочка с запиской нигде не было. Помещение начало пустеть, Блихер, по-прежнему криво ухмыляясь выходил из умывальной.
– Я с Вами ещё не закончил, Блихер. – кинул ему вслед Шилякин, – за эту записку записку Вы мне ещё ответите.
– Оставь его Даня. – Всеволод Горжевский, высокий и добротный телом юнкер хмуро смотрел на Данилу. – Вы же знаете, он подлец, и что это был за фокус? Вы действительно хотели предоставить ему сатисфакцию?
– Пренепременно! Этого требовала честь. Но как мы видим он её лишён, при этом совершенно не обделён трусостью.
– Будь аккуратнее с ним, он ударит в спину.
– Спасибо, я обязательно учту. Ты не видишь нигде на полу маленькую бумажку?
***
Май 1877 года.
Смешанные чувства Данилы от встречи наводили неописуемый диссонанс в его голове. Но Шилякин скорее радовался ей, нежели переживал из-за того, что запланировал сказать графине. С этой круговертью в мозгу и по причине её же, он не мог вымолвить ни одного ясного предложения. Нади шла справа от него и держалась своей ручкой за его плечо.