Хозяин поравнялся с двумя непоседливыми детьми, жившими в большом каменном доме на соседней улице. Они часто пробегали под окнами хозяина, и тогда в комнату врывались их задорные голоса и разговоры. Взрослых рядом не было. Дети в одной руке несли горящие свечи, а в другой, напополам, – тяжёлую гитару, крепко вцепившись в ее гриф.
В тот миг, нагнувшись, хозяин поставил меня рядом с виолончелью. А через несколько минут об меня потёрся пушистый белый хвост чьей-то собаки, будто протерев напоследок, и жуткая процессия продолжилась.
Тогда я поняла, что они больше не вернутся…
– Когда принесли меня… – разнеслось откровенно-ранимое, скрипучее эхо над кладбищем одной из скрипок, которые первыми появились на кладбище, – я тоже удивилась большому пианино.
Скрипка покорно лежала на сырой холодной земле под своим же смычком. Пока она говорила, по её завитку поднялась склизкая улитка и, добравшись до колков, остановилась.
Флейта и другие инструменты удивлённо замолчали, раздумывая о том, кто же притащил это дряхлое с виду пианино, которое было абсолютно немо…
…и с чего всё это началось.
Воцарившееся странное и даже неловкое молчание продлилось ещё некоторое время. Солнце незаметно скрылось, и небо, натянув на себя тучи, раздражённо задрожало.
Тёмно-рыжий контрабас с облупившимся уже в некоторых местах лаком, в полумраке казавшийся шоколадным, принял на себя первые капли дождя. Они забарабанили по его корпусу, и он почувствовал себя другим музыкальным инструментом. Это были очень необычные ощущения – стать чем-то другим…
Где-то в сырой листве зашуршала маленькая пронырливая крыса и, юркнув в гитарный голосник, замерла на дне, спрятавшись от дождя. Гитаре ещё было не всё равно. Крыса ей вовсе не нравилась. Особенно когда та, что-то вынюхивая, скреблась когтями, царапая деревянную поверхность.
Дождь прошёл. Несколько кленовых листьев приклеились, бережно укрывая инструмент, к старинным гуслям, некогда разрисованным яркими узорами. И гусли были благодарны листьям, пока… те не начали нагло преть.
Одинокая цветастая птица выдала долгую закрученную трель, пронизывающую до земли, послышались мягкие ровные шаги и неожиданное рычание. Инструменты замерли в ожидании. Из самих глубин густого леса на дикой поляне возникла гордая статная красавица в сопровождении молодого трусливого леопарда, шествующего следом без цепей и привязи. Царственно проследовав к синеющему в вечернем полумраке пианино, она села на один из высоких литавр, откинув полы лёгкого платья, и заиграла. Леопард замер статуей, всматриваясь инопланетными глазами в грустную картину, спрятанную в темнеющем поле.