Я отошла – быть свидетелем чужого горя было неловко. Посмотрела на дом, в котором выросла. В три этажа, длинный и тонкий, словно скворечник, он достраивался этаж за этажом много лет. Пожалуй, он напоминал дом семейства Уизли – такой же нелепый. Раньше мать сдавала комнаты курортникам, но у нас они жили неохотно. Мы ютились у самой горы, далековато от города. К реке нужно было спускаться по каменистому крутому откосу, усыпанному острыми камнями, а до моря трястись на автобусе добрый час.
Но я любила наш берег. И лысую гору. И песчаную тропинку, что вела к дому. Узкие спальни с высокими окнами. И даже рев, с которым смывал наш допотопный унитаз – мёртвого подымет.
– Здесь жить будешь? – спросила баба Нина, обнимая меня со спины и поглаживая по плечу.
– Не знаю, – честно ответила я. – У меня в Москве крошечная студия… куда там трех детей? Но там работа, там вся жизнь моя… Не знаю, что делать.
В холодильнике было пусто. Вернулся косматый рыжий кот, которого соседка прикармливала, заорал требовательно. Такая же рыжая, как он, Соня, схватила его в охапку и утащила в свою комнату. Я смахнула пыль с обеденного стола – пылью все заросло, прошла в гостиную.
Ангелина стояла ко мне спиной и гладила поверхность старого трюмо. У меня сердце сжалось. Представила, каково ребёнку разом лишиться не только матери, но и дома. Колючка Ангелина встретила мой взгляд вздернув подбородок и горло ушла.
А я весь вечер пыталась организовать быт. Что вообще едят дети? Во сколько им ложиться спать? Я не знала ничего. Анька местами сделала ремонт и поставила новую электрическую плиту. Я не успела к ней приноровиться и сожгла мясо. На ужин пришлось яичницу есть, а это наверняка вредно…
– В душ и спать? – с надеждой спросила я, посмотрев на часы.
Десять уже, наверняка уже можно спать. Я вот после перелёта, потом долгой дребезжащей маршрутки просто умираю от усталости. Дети переглянулись. Миша сделал ко мне шаг, но Соня дернула его за футболку, вынуждая остановиться. Я подавила соблазн закатить глаза.
– Ты что-то хотел сказать?
Он замялся, сестры явно на него давили, затеяв против меня войну. Ангелина шикнула, а мальчик упрямо мотнул головой. А потом протянул мне крепко сжатый кулак. Я тихонько разжала маленькие пальчики. На ладошке лежал зуб. Крошечный. Молочный.