– Располагайся, душа моя.
Софи указала на кресло, но поповна прошла к окну и присела на подоконник.
– Мне не нужно показывать книги, Софья Михайловна, – негромко, с вызовом произнесла она. – Вы ведь мне проповедь собираетесь прочитать, да? Но мой отец делает это лучше вас.
Эти слова неприятно удивили Софью.
– Вовсе я и не думала ничему тебя поучать. Просто захотелось поговорить. Спросить, могу ли я чем-то помочь.
– А для чего это вам, Софья Михайловна? – темные Сашины глаза тревожно заблестели, она нахмурилась. – Что вам до меня?
Софи приблизилась и осторожно положила ладонь на худое плечо девушки.
– Зачем ты так? Разве мы не подруги?
– Вам виднее.
– Саша…
– Нет, вы мне ничего плохого не сделали, Софи. Только не вы… Но вам ведь просто скучно? Захотели подругу, с которой можно по-французски поболтать, – обучили меня французскому. Нравится о литературе порассуждать – книги подсовываете. И что же дальше? Ведь вы обо мне – обо мне самой! – ничего не знаете. Да оно и к лучшему. И я откровенничать с вами не стану. И ни с кем не стану.
– Но как же так…
– Не стоит.
– Что-то мрачное происходит в твоей жизни?
Девушка печально усмехнулась.
– В моей жизни? О чем вы, Софья Михайловна? Может, я уже толком и не живу…
Она соскользнула с подоконника, хотела уйти. Но вдруг не выдержала и застенчиво погладила подругу по щеке.
– Вы всегда хорошо ко мне относились, Софи. Не делали различий между нами, хотя вы барыня, а я дочь сельского попа. Но нам не по пути. Простите меня, пожалуйста.
– Подожди, ведь это из-за…
Но Саша, не дослушав, поспешно вышла из комнаты. Софи молча последовала за ней.
Остаток вечера прошел довольно вяло. Когда Ольга Никитична задремала в кресле, слушая рассказы отца Василия об истории здешних мест, как передавал ее народ, гости засобирались домой.
Александра так больше ничего и не сказала Софье и попрощалась с ней довольно сдержанно. Отец увез ее, а Роман Вильегоров и Софи еще стояли какое-то время на крыльце, провожая взглядом отъезжавшую коляску.
– Что-то неладное твориться с Сашей, – Софи нахмурилась.
– Она не совсем здорова, – рассеянно бросил Вильегоров.
– Что-то серьезное?
– Возможно, анемия. Бледная немочь, как говорят в народе. Больна, потому и злится.
– На вас тоже злится, Роман Захарьевич?
– На меня особенно… Но вы замерзли. Не лето же, и одна лишь шаль, какой бы теплой ни была, вас не согреет.