Аким вздохнул и перестал докучать своими мечтаниями.
Мехмед-ага заплатил каждому по пять монет серебром и заявил:
– Можете теперь сами устраиваться. Я возвращаюсь вскоре назад, а вы, если хотите, можете сопровождать мой караван.
Казаки переглянулись, не ответили, лишь Сафрон согласно кивнул, что могло означать что угодно.
Дома он сказал грустно:
– Вот и вся его благодарность. Бросает нас на произвол судьбы, без денег и оружия. Что мы тут будем делать, коль не последуем за ним?
– Я бы мог остаться, – неуверенно молвил Данилка и оглядел друзей. – Можно наняться к другому купцу. Деньги легко сохранить, если не тратить на всякую безделицу. Глядишь, через полгода такой работы мы смогли бы попробовать вернуться на полночный берег Чёрного моря. А там до своих совсем близко. К тому времени мы вовсе не будем отличаться от местных правоверных.
– Как все у тебя просто, Данилка! – воскликнул Сафрон. – Это так кажется, что у нас появятся денежки. Работа эта опасная, и сохранить деньги совсем непросто. Но и ехать за свой счёт с Мехмедом не очень сподручно. Мы на дорогу всё истратим.
После нескольких дней бурных совещаний и споров всё же решили последовать предложению Данилки и поискать купца, готового нанять их в охрану.
– Я попробую поговорить с нашим купцом, – сказал Сафрон. – Пусть даст совет и поспособствует в знакомстве с купцами. Скажет про нас хорошее.
За день до ухода Мехмед всё же познакомил Сафрона со своим знакомцем, и тот обещал помочь.
– Очень надёжные охранники, – заверял Мехмед купца. – Не прогадаешь!
– Хорошо, Мехмед-ага, – согласился купец и добавил: – Я буду теперь знать об этих неверных и тотчас найду их, когда они понадобятся. Могу сейчас нанять на погрузку товаров за еду.
Сафрон тут же согласился, не советуясь с товарищами.
– Зато деньги сохраним. А это для нас самое главное, казаки. Что без дела шляться по городу и тратить денежки? Попробую и об этой норе договориться. Всё лишняя деньга будет в кармане.
Купец долго торговался, но уступил и обязался оплачивать жилье казакам.
Два месяца пролетели в трудах и изучении турецкого языка. Особенно преуспел в этом Сафрон, а Гераська едва мог запомнить около сотни слов и никак не мог уяснить, как говорить. Лишь с трудом едва понимал общий смысл говоривших. Данил тоже сносно постигал язык.