Гришка заглянул на кухню. Его встретил слабый запах специй и чистящего средства, глубокая чернота многоконфорочных плит, объемистые раковинами и невиданные изгибы высоких водопроводных кранов. Почувствовав себя лишним, он смущенно ретировался.
Побродив по залу, остановился возле широченной барной стойки. Вопреки современной моде, она была сделана из дерева. И блестела так, будто ее столетиями полировали рукава бесчисленных посетителей. От стойки веяло стариной, не той, которую создал модный дизайнер, а самой настоящей, в которой ощущается течение времени.
Взрослые о чем-то беседовали, довольно оживленно и громко, а Гришка все крутился возле стойки. Память услужливо подбрасывала воспоминания. Вот дед ловко управляется с огромной кофеваркой, а в его толстых, негнущихся пальцах каким-то невероятным образом удерживаются крохотные чашечки эспрессо. Маленький Гришка с замиранием сердца следит, как дед ставит их на поднос. Кажется, неловкие пальцы вот-вот упустят ненадежную посуду. Дед подмигивает ему и следующим движением ставит перед Гришкой чашку побольше, в которой дымится какао.
Он прижал ладонь к стойке, словно пытаясь ощутить тепло от той чашки. Рядом на стул присел отец. Гришка почувствовал, что и ему не по себе в этом месте, в котором не было ничего из знакомого, привычного отцовского мира.
– Знаешь, я все думаю, как он тут работал. Готовил кофе. Пек пироги. Варил морсы. Беседовал с людьми. Вел свой знаменитый дневник. А теперь… – отец замолчал и отвернулся. Гришка забеспокоился.
– Дневник? Дед вел дневник, он был блоггером? Знаменитым, то есть, известным?
Отец рассмеялся.
– Нет, он вел самый обычный дневник, на бумаге. Записывал свои мысли, события, всякое-разное. А знаменитым мы его называли, потому что дед любил о нем говорить. Дескать, все Девятаевы почитали своим долгом вести записи и хранить документы, поэтому из семейного архива можно составить настоящую летопись со времен Разина. Дед особенно гордился каким-то очень редкими книгами. Вроде, прижизненные издания Пушкина, евангелие, изданное Иваном Федоровым и даже апокриф, который был признан еретическим и все экземпляры были уничтожены, кроме того, который сохранился в нашем семейном архиве. Ну, так он рассказывал. И что-то про древние карты сокровищ или кладов, я не очень помню. В общем, обычные легенды старого рода.