Пока работали, Петровичу о приезжих рассказал. Пришло время собрать факты в кучу и понять, что делать дальше.
– Похоже, вырисовывается такая картинка: приезжие, заполучив машину Кольки Рожка (сейчас не важно, как), с помощью сторожа похищают два трупа, вывозят сюда, на берег Лукомки. Здесь происходит какая-то разборка – кровь, гильза. Скорее всего, парень застрелил девчонку, раз вернулся в гостиницу один.
– Вилами по воде писано, – перебил Петрович. – Кого угодно могли стрельнуть: и сторожа, и Рожка, и девку. Трупы где? Зачем вообще их сюда везли?
– Не дал договорить. Если предположить, что вот это похоже на след, – указал на едва заметную дорожку в примятой траве, – то их либо тут утопили, либо куда-то вывезли на лодке.
– Лодка не катит. Вверх по реке не подняться – сплошные завалы. А вниз какой смысл? Привезли из города на машине и везти на лодке обратно в город? Да и откуда лодка? А вот то, что их – в воду… Это более правдоподобно. Здесь плёс, течения практически нет.
Постояли, помолчали. Оба понимали, какой предстоит геморрой с поиском тел.
– Что, – спрашиваю, – бригаду из Пинеги будем вызывать?
– Сами справимся, – Петрович сплюнул. – Мужиков попрошу. Пару резинок привезут, баграми потыкают. Здесь неглубоко. Поехали в город.
Молчали. Иван дремал, привалившись к дверце. При въезде в город мелькнул расстрелянный указатель. Хотел спросить, что это за традиция у местных охотников. Не успел, зазвонил мобильник.
– Слушаю, – Петрович с трудом вывернул руль одной рукой, объезжая раскинувшуюся посреди дороги лужу.
Из трубки неслась возбуждённая скороговорка.
– Понял. Бабку успокой. Передай, через полчаса буду. Всё. Отбой. – Отключился. – Твою же мать! Вот ты мне, Игорь Константинович, поясни, почему всё так? Сидишь в конторе день-два, бывает, и месяц – ничего не происходит. От безделья на стенку лезешь. Думаешь, на хрена всё это? Штаны протирать в душной комнатёнке, с пьяными ругаться да бумажки пустые начальству слать. Уж лучше дома, в огороде копаться или вон с Иваном на рыбалку. И ведь хочешь, чтобы что-то случилось. Гонишь от себя эти мысли, понимаешь – глупость, но где-то там, в глубине ждёшь: а вдруг что-то произойдёт? Вот тут-то – на, получи! Закрутилось, завертелось. Носишься, сломя голову, проклинаешь всё на свете. А главное, себя ругаешь, что не понимал, какая спокойная распрекрасная жизнь была ещё вчера. Вот так и живём, как на качелях качаемся.