Остервенело крутил руль, в машине пахло пылью и бензином. Хорошо, что хоть сухо. Как же они здесь осенью-то ездят? Потрёпанный «Логан», побрякивая нутром на колдобинах, в любой момент мог закапризничать, годков-то ему уже… Пустынная жёлто-серая грунтовка, разукрашенная теневыми пятнами от подступающих вплотную деревьев, казалось, резала тайгу напополам. Автобус, говорят, до Пинеги ходит. Где он, этот автобус? Ни одной машины навстречу. Куда еду? Дыра! Ага, а Пинега твоя – не дыра?
Почему я опять сорвался? Ведь выпрут. И куда тогда? Грузчиком при магазине спиваться? На лесопилку разнорабочим? Надо завязывать. Твою же мать! Всё из-за Марины. Сука! Шесть лет прошло, выкинуть из головы пора – так нет, сидит обида.
По привычке костерил жену. Хотя на уровне подсознания понимал, что сломал не её уход, а совсем другое. С уходом жены смирился, а вот с этим знанием смириться не мог.
Ведь всё хорошо начиналось, – настойчиво твердил про себя фразу, помогающую не думать, не анализировать случившееся, а только вспоминать обидное.
Молодыми были. Она – красавица, за которой бегало полпосёлка. Я – старший летёха. Голубоглазый, бесшабашный, уверенный в себе. Куда им всем до меня. И ведь действительно казалось, что впереди только хорошее, весь мир у моих ног. Ещё и власть, определяемая погонами, добавляла наглости. Девки тащились, сколько их перепробовал. Гулял напропалую. Оглянулся – все ровесники уже при семьях, спиногрызов нянчат, а вокруг какой-то левый молодняк крутится. Решил, что тоже пора остепениться. Марина образовалась.
Свадьбу отгуляли, зажили. Марина, она спокойная. Только поженились, и сразу совсем домашняя стала. В кино не хочет, в ДК на дискотеку не хочет. Работа, дом, книжки, телевизор. Три года прожили. Капитана получил. Заматерел, посерьёзнел сразу. Говорю ей: «Давай, рожай!» Головой кивает, а сама в сторону смотрит. И как-то так получилось, что отдаляться друг от друга стали. Развеселить её не могу. Я же потрепаться люблю. Шучу, все смеются, я доволен. А она смотрит серьёзно, будто я какую-то глупость сморозил. Ну, это ладно, и так жить можно. А вот то, что молчит всё время, это мне нож острый. Да, дошутился. Прихожу – записка на столе, прямо как в дурном сериале. Ну, там: «Прости. Не люблю. Ухожу. Не могу так больше жить». Оторопел. Эта тихоня?! Она же из дома не выходит. Когда? Сука! Где искать? Куда бежать? Она меня… К матери? Или кто?!