Дверь ответила на очередной удар глухим раскатом, и первый болт вывалился из обшивки, звонко ударившись о металлический пол.
***
Всё началось четыре дня назад, с Эрика и Эльзы, вышедших на внеплановые работы в открытый космос: центральный узел связи пробил микрометеорит. Судя по характеру повреждений, его диаметр не превышал сантиметра, но щит Уиппла почему-то всё равно не справился.
В рассказ единственного свидетеля происшествия никто бы не поверил, но каждый выживший… выживший на тот момент обитатель орбитальной станции посмотрел видео с камеры, фиксировавшей каждый этап выполняемых работ.
Цветная картинка с высоким разрешением смотрелась бы как сцена из голливудского фильма, если бы не паршивое качество звука. Радиосвязь, и так разбавленная треском помех, искажала интонации и делала голоса безжизненными. Всё это не имело никакого значения, на фоне того, что произошло.
Эльза помогала Эрику, роющемуся в пробитой коробке, плотно напичканной электроникой.
– У тебя на перчатке что-то прилипло… как будто слизь… хотя, какая тут может быть слизь?
Возможно, в её голосе звучало удивление, но из-за низкого качества звука утверждать это было трудно.
– Что? – голос Эрика тоже был сухим и безжизненным. – На перчатке?
– Да. Хотя… вроде уже и нет ничего. Но я же видела… может, тень так легла?
– Как ты могла тень приня… – голос Эрика внезапно оборвался.
– Эрик? – в голосе Эльзы должна была бы быть тревога, но распознать её было не легче, чем удивление.
А потом прозвучал ответ Эрика. Если это можно было назвать ответом. Бессмысленный набор случайных клокочущих звуков, словно он пил воду и одновременно пытался говорить.
– Что? Я не понимаю? – теперь уже голос Эльзы звучал чуть менее безжизненно.
Напарник ответил другой тирадой нечленораздельных звуков, но в ней уже отчётливо слышалось раздражение. А с учётом того, как работала рация, возможно это были куда как более сильные эмоции.
– Что ты говоришь, Эрик? Я не понимаю, что ты говоришь. Если ты…
Теперь уже в голосе Эльзы тревога звучала вполне отчётливо. И скорее всего, это была уже не тревога. Страх. Но чем бы это не было, закончить фразу Эрик ей всё равно не дал.
При работе в открытом космосе действия любого космонавта выглядят медленными и неуклюжими. И хотя этот момент не был исключением, он не стал от этого более комичным или менее страшным.