Мне стало трудно засыпать. Всякий раз он грузит меня огромным количеством мыслей, избавиться от которых после возможности нет. Тяжело и учащённо бьётся моё сердце, старательно гоняющее кровь к думающему аппарату. Глаза бегают. Отчего-то звуки маяка перестали быть убаюкивающими и стали пугающими. Не знаю, отчего мне так беспокойно, но он говорит, что всё будет нормально. С другой стороны, через некоторое время говорит он уже прямо противоположное. Настроение меняется по щелчку шестерёнки. Страшно. Спокойно. Тревожно. Под маяком никто не живёт. Конец записи.
Сегодня, кажется, уже восьмое. Я почти не спал уже несколько ночей. Не нахожу себе места. Записываться не хочется, но приходится. Одно радует – Джефф перестал рыбачить, и теперь уже я могу спокойно прогуляться по острову утром. Забрал себе всего понемногу – пускай старик тоже не бедствует. Со следующей поставкой моркови сварю себе суп – отмечу годовщину. И ведь весь год со стариной Джеффрисом! Молодец, работяга! Остальные до тех пор не дотянули – и сами виноваты. Пренебрегали. Сейчас сижу и смотрю на печку – тепло от неё стало необходимым.
[Та же кассета]. Он говорит, что не стоит так рисковать, гуляя по острову. Но мне ведь так хочется! И надоело мне отшельничество и паразитизм, пускай это и единственный способ моего существования. Стены моей комнаты стали удушающими тисками. Очень мне здесь тесно, но больше её делать нельзя – заметит. Попробую нормально поспать. Как раз заводится маяк, самое время. Конец записи.
Ничего не выходит. Попробую сам себя успокоить. Щёлк-щёлк. Зажёг ненадолго лампу. К сожалению, единственным чтивом, которым мне удалось обзавестись, была незаурядная инструкция-напоминалка для смотрителей. Хоть бы картинки нарисовали, ей-богу. «Своевременное «включение» маяка – самая ответственная задача смотрителя. Всё по порядку: заправить канистру керосином; подняться по колонне на верх; выйти в фонарное помещение; залить жидкость в специальное отверстие и зажечь лампу; поднять с помощью вала грузик, медленное опускание которого приводит в движение крутящие лампу шестерни; поддерживать свечение до рассвета…» Я бы мог выходить на прогулку днём, если бы не непонятное бодрствование старика, который мог проснуться в любое время до вечера. Так что мне осталось только утро, которое он тоже хочет отнять. Надеюсь, что ему это не удастся. Не удастся. Под маяком никто не живёт. Конец записи.