Я отошёл на кухню, порылся в холодильнике и принёс к нему детскую босоножку. Забавно наблюдать за тем, как быстро меняется человеческий взгляд, лишь стоит им понять безысходность ситуации. До сего момента наивная беспомощность и искреннее непонимание сменилось глубоким осознание происходящего. Пару секунд Максим молча смотрел то на босоножку в моих руках, то на меня, но затем всё понял. Глаза наполнились слезами, из носа потекли сопли. Ублюдок заёрзал на полу, всё громче и громче мыча, он пытался сделать хоть что-нибудь, но что он мог? Я присел ближе к нему, указал пистолетом на детскую обувь и задал вопрос:
– Где?
Он продолжал мычать и извиваться. Я быстро ударил его уже рукояткой пистолета два раза по лицу. Скула рассечена, а из носа уже вместо соплей текла кровь. Слёз стало ещё больше.
Снова показал на босоножку и задал тот же вопрос. На этот раз Максим кивнул головой. Я поставил обувь на пол и достал изо рта тряпку. Он откашлялся, сплюнул кровь изо рта и тяжело задышал. Взгляда он на меня не поднимал.
– Е… Е…. Елагин остров. Под мостом
– Жива? – второй вопрос.
Максим лишь пару раз дёрнул головой в стороны. И снова моя голова рухнула на грудь, я тяжело выдохнул. Рукоятка пистолета как будто заскрипела в моей руке от сжатия, вторая рука сама по себе сжималась и разжималась. Посмотрел над собой, посмотрел на эту мразь перед собой. Последний вопрос.
– Изнасилована?
В ответ тишина. Никакого звука, никакого движения. Просто многослойная, тягучая тишина, которая сейчас была громче любых слов. И после этого я сорвался.
На часах было 5 утра. До офиса я шёл пешком, что заняло у меня несколько часов. Походка была медленной, руки держал в карманах. Всю дорогу смотрел себе под ноги. Когда подошёл к Дворцовому мосту, то спустился к Неве и окунул руки в воду. Она приятно омывала опухшие костяшки пальцев и смывала чужую кровь. Руки больше не дрожали. А пить мне больше не хотелось.
К 10 утра Гоша с нарядом выехал к Невскому проспекту на вызов. Анонимный источник сообщил о стрельбе и разбивающихся окнах. Конечно, ничего из этого, кроме битого стекла не было, но этого хватило, чтобы наряд полиции ворвался в ту самую квартиру, где они обнаружили Максима Рьянова. Его лицо было разбито, челюсть и нос сломаны, руки и ноги тоже. Тогда он ещё хрипло дышал, и его туша при каждом болезненном вдохе и выдохе то поднимала, то опускала красную босоножку, лежащую на его груди. Под обувью – окровавленная записка со словами «Елагин Остров, под мостом».