.
Толпа оживилась. Монах расслышал тихое скуление.
Или плач?
Покаянный?
Эх, не время ещё. Просто во дворе цирюльника-зубодёра – лавка выходила на соборную площадь – затосковал пёс. Вой подхватили другие собаки: из-за забора свечного заводика, со стороны светло-серой кладки кожевенников, с крыльца белошвеек, издали – от епископского замка. Даже со ступеней ратуши.
– Волки! – закричал мальчик, замотанный шарфом так, что не видать глаз.
Толпа вскрикнула. Толпа отшатнулась от храма.
– Отлучу, – рявкнул брат Фома.
Толпа замерла. Толпа медлила разбегаться.
– Надо было нам четвероногим идти проповедовать, – пошутил брат Лотарь, поднося очередную кружку с настойкой. – Видишь, собаки откликаются на твои слова скорее, чем горожане?
– Люди озябли, – оправдывал маловерных брат Фома.
– Люди тоже откликнутся, – обернулся брат Бернар. – Куда им деваться?
Закутанный в тёплый плащ, он стоял перед толпой на ступенях собора.
Вот не ошибся епископский опекун! Люди и в других землях откликались брату Фоме. Особенно рьяно ближе к завершению срока Милосердия. И тут пришли. Надо только дождаться их в красном доме.
Первым повинился тот самый закутанный мальчик, боящийся волков.
А потом инквизиторы три недели читали доносы про оборотней и выслушивали признания. Про заговоры. Про целебные свойства волчьей шерсти, собранной в полнолуние на льду реки. Про наветы на зажившихся старух, которые якобы превращались в волчиц и грызли на перекрёстках прохожих. Бывали дни, когда страждущие жгли во дворе красного дома костры, – лестница и коридор подле залы, где шёл приём, не вмещали собравшихся.
А ещё инквизиторы выезжали выручать шпионов: своих собственных и примкнувших к ним епископских. Те, случалось, пьянствовали и ввязывались от безделья в драки.
В один сизый день – дни лазоревые брат Фома встретит уже в Страсбурге – люд в красном доме иссяк. Люд огорчённый и люд смешливый. Люд всех возрастов, всех сословий, положений и званий. Люд шумливый, люд приосанившийся: кто-то от важности встречи с учёными монахами, а иные – по-простецки расправив плечи, смелые оттого, что отвергли тяготившие их тревоги.
Выждав, как и было обещано горожанам на первой проповеди, до конца назначенного срока, братья-доминиканцы отслужили благодарственный молебен и собрались за праздничным ужином.