Лорд Гилмор спрыгнул с эшафота, сел на белого коня и направился в цитадель. Жители Тагервинда ещё некоторое время нерешительно топтались на площади и оживлённо обсуждали неприятные новости, но вскоре почти все разошлись. Нори бегом добрался до мастерской и увидел там своего отца, сидящего как ни в чём не бывало за гончарным кругом и придающего форму глиняной тарелке.
– Ты где был, остолоп?! – вскрикнул старший Нори. – Глины убавилось, горшков не прибавилось! Печь горит, дверь на распашку! Ты совсем сдурел?!
Младший Нори подошёл к отцу, взял с его гончарного круга пока ещё мягкую глиняную тарелку и бросил её на каменный пол, от чего та расплющилась и развалилась на три части. Старший Нори вскочил, толкнул сына и закричал:
– Рехнулся?! Двадцать лет, а мозгов – как у цыплёнка!
Младший Нори с вытаращенным глазами посмотрел на отца и понял: тот ещё ничего не знает.
– Война, отец, – тихо сказал парень, пребывая в шоке.
– Ты что городишь?! Наслушался опять баек в трактире, болван?
– Война! – повторил младший Нори. – Настоящая война, отец! С Рен… С Ренской Империей!
– Какой Империей, хватит летать в облаках, бери заготовку и делай вазу!
Младший Нори голой рукой взял кусок глины из таза и бросил его в отца с криком:
– Да послушай ты! Опять просидел всю жизнь в погребе, ты так и останешься там копаться в своих запасах и вытаскивать глину из жилы! Лорд Гилмор собирал всех на площади, через неделю на нас нападут!
Старший Нори замер на секунду, а затем непонимающе помотал головой:
– Через… Гилмор… Погоди, бессмыслица какая-то. Ты точно не перепил? Зачем кому-то нападать на Тагервинд?
– А я откуда знаю?! – заревел младший Нори. – Если сомневаешься, можешь съездить к Ренамиру с ближайшим караваном, жду тебя обратно с топором в башке! Старый дурак, кто ещё в облаках летает! Сидишь тут со своими горшками, топишься в глине, и меня с собой затягиваешь в это серое болото… – он чувствовал такой напор эмоций, спровоцированный грядущей осадой, что больше не мог себя контролировать. – День за днём одно и тоже: глина, глина, глина, гончарные круги, печи, ножи, краска… Да пошло оно всё, теперь в этом нет никакого смысла! И ты пошёл! Сегодня я записываюсь в патруль. Может, хоть эта война что-то изменит и я, наконец, добьюсь… хоть чего-то.
Старший Нори ошеломлённо смотрел на сына, его руки поджались к груди, а челюсть дрожала. Он не знал, что сказать в ответ на срыв ближайшего и единственного родственника, а изобличённая бессмысленность всей работы во время грядущей осады парализовала мужчину, посвятившего всю жизнь одному лишь гончарному делу. Он не был готов к тому, что этот месяц ему преподнёс, и скованный своей беспомощностью остался стоять на месте, пока сын не махнул на него рукой и не ушёл прочь.