Анатомия «кремлевского дела» - страница 35
Такое отношение к доносчице подтверждается и объяснениями, направленными Е. Д. Соколовой С. П. Терихову; Соколова, сообщив об увольнении Мухановой (“больной и расслабленный человек, типичный осколок отжившей буржуазной семьи и также недостаточно умный. Перевоспитанию не поддается”), приоткрыла подоплеку всей склоки:
Считаю необходимым сказать и о Бурковой. Ничего из изложенного в материалах, кроме того, что Розенфельд – бывшая кавказская княжна Бебутова, Буркова мне не заявляла. Ничего не говорила и Журавлева, недолго работавшая у нас в Библиотеке, которая все время очень хорошо относилась к Баруту. Плохо она относилась к Мухановой якобы на почве ревности к ней Барута. Что произошло в дальнейшем ходе их взаимоотношений, я не знаю. Непонятно также для меня и то, откуда получилась бы осведомленность у Бурковой, если бы она не поддерживала знакомства с теми лицами, о которых она пишет. У меня возникает предположение, что, по‐видимому, это когда‐то была одна компания, впоследствии чего‐то не поделившая и поссорившаяся. Так ли это, конечно, сказать трудно, так как все эти лица во внеслужебной обстановке мне неизвестны[75].
И далее Елена Демьяновна дает Бурковой крайне негативную характеристику:
Сама Буркова – малоразвитой человек и слабый работник[76].
И это не все. Оказывается, Соколова считала, что наряду с необходимостью проверки лиц, фигурировавших в доносе, следует поставить вопрос
об увольнении наравне с другими и Бурковой как человека обывательского толка, лживой, неумной, плохого работника и занятого исключительно болтовней и собиранием различных информаций[77]
(но согласия на это от начальства не получила). Возможно, такое отношение зав. библиотекой к Бурковой и послужило одним из поводов для последующего ареста доносчицы вместе с теми, на кого она доносила.
10
Сведения, приведенные в доносах и полученные на допросах, живописуют нам во всей красе все прелести существования “бывших людей” в СССР 20–30‐х годов. Просто из‐за происхождения в категорию “бывших” попадали вполне молодые люди из поколения 20–30‐летних. Пытаясь вписаться в новую жизнь (а это прежде всего означало службу в советских учреждениях или труд на советских промпредприятиях), они постоянно находились под угрозой всевозможных “чисток соваппарата”. Особой свирепости эти чистки достигли ко времени окончательного разгрома партийных оппозиций в конце 1920‐х годов (и именно в 1929 году была сделана первая безуспешная попытка ликвидировать “дворянское гнездо” в Правительственной библиотеке с помощью анонимки и заметки в стенгазете “Зоркий глаз”). Чистки бывали как плановыми (с предварительным оповещением), так и внезапными, персональными (с участием так называемых летучих бригад и легкой кавалерии). Результат чистки зачастую невозможно было предсказать, зато последствия при неудачном исходе дела были хорошо известны – увольнение с работы вкупе с резким понижением социального статуса. Во многом чистки были нацелены на выявление “окопавшихся в соваппарате” лиц с “чуждым или подозрительным социальным происхождением”. А большинство “бывших” как раз вынуждены были скрывать те или иные биографические данные, но при необходимости заполнения множества анкет несложно было запутаться в выдуманных фактах или умолчаниях. Еще больше осложняло их положение расцветшее пышным цветом (и поощрявшееся сверху) доносительство, зачастую подпитывавшееся банальной завистью или ревностью. Получая приглашение на престижную и высокооплачиваемую работу, “бывший” человек всегда оказывался перед непростым выбором – чем “лакомее” была позиция, тем более пристального внимания к подробностям биографии можно было ожидать от отдела кадров и местных партийной и комсомольской ячеек. При поступлении на работу в столь важные учреждения, как, например, Кремль или Коминтерн, требовались рекомендации от членов ВКП(б), что предопределяло необходимость личных связей в среде коммунистов. Но и успешное поступление на службу отнюдь не гарантировало “бывших” от дальнейших неприятностей, а уж после убийства Кирова в конце 1934 года служба в престижных учреждениях стала для большинства из них серьезнейшим риском. До 1934 года способом защитить себя от катастрофического исхода чистки было превентивное увольнение с работы по собственному желанию, позволявшее хотя бы избежать клейма “классово чуждого элемента”. Подобным образом поступила и Екатерина Муханова, лишившись престижной работы в Кремле, дававшей ей существенные материальные привилегии. Но такой шаг, разумеется, не мог спасти от гибели человека, ставшего волею случая мишенью для органов государственной безопасности СССР.