– Завела, завела! Сгибнем тут, сил уж больше нет, – сипел в отчаянии рядом Олег. Мишка растерянно озирался вокруг и вздрогнул от неожиданного легкого прикосновения. Это небольшая, вся в неопрятных клочьях местами вылинявшей шерсти собаченка тянулась ему в сапог мокрым носом. И тут откуда-то сбоку сразу будто открылись знакомые звуки человеческого жилья: кто-то отбивал, видно, косу, кудахтали куры. Парни переглянулись и кинулись в сторону звуков. Так и есть: крепкий частокол.
Довольно долго шли они вдоль него, пока не увидели, затаившись в кустах, выезжавшую из ворот телегу с бабами. Ворота за ними тут же прикрыли.
И еще долго сидели ребята в кустах, животы уже немилосердно урчали от голода, но ни отойти задами, ни проситься в жилье они не решались. Так и сидели, прижавшись друг к другу. От их влажного платья начал валить пар, животы крутило все сильнее. Но, сидели, сами не зная, чего ожидая.
Вдруг где-то на подворье послышался смех, даже не смех, а словно раскат грома, который так же, как ор Олега, вспугнул птиц в лесу, а глупые куры на дворе смолкли. Мишка вскочил – так смеялся только один человек. Это был смех из его детства. Сразу вспомнилось и имя. Кузьма, конечно, Кузьма! Один из людей Зосима. И этот громовой смех, и раскатистый бас Кузьмы были тем более замечательны, что сам Кузьма представлял собой малорослого плюгавенького мужичонку, до тех пор, пока не раскроет рта. Если удавалось ему выехать в город, то любил он потешаться над людьми этим своим голосом. И уж совсем было замечательно наблюдать, как иной раз колотит его жена, двухметровая дородная Настя с визгливым тонким голоском цыпленка.
Ни минуты не раздумывая больше, братья подлетели к воротам и давай лупить колотушкой по бревнам, орать что было сил. Не верилось, что добрались.
Разомлев совсем от вкусной еды, от ведра выпитого чаю, блаженно валялись они на полатях в подостывшей с вечера бане и даже языком ворочать было им лень.
С ворохом чистой сухой одежды ждал их Кузьма, отправленный Зосимом с ними на помывку, но с разговорами не лез. Мельтешил только излишне, во всем стараясь угодить княжичам. Хорошо он их помнил: важного очень и оттого смешного Олега, над которым все потешались; сорванца Мишку, будто один из дворовых ребят, бесшабашного и лихого.