Руки – это, как правило, не то, на что я обращаю внимание у других людей, но нельзя не заметить, как красивы руки у нее – тонкие, гладкие и слегка прохладные на ощупь. Будто это не живая плоть, а скульптурный слепок руки. Затем она кладет ладони на руль, глядя в лобовое стекло, и вздыхает:
– Не хочу туда возвращаться. Во всяком случае пока там не станет меньше людей. Если еще хоть один человек скажет мне, что у меня по крайней мере остались воспоминания о ней, я закричу. Не гипотетически. Я действительно закричу.
Мне тоже нужно вернуться, вести себя прилично, думать грустные мысли об Элизе. Но мой папа не сможет злиться на меня, если меня там не будет, не так ли?
– Не хочешь куда-нибудь сгонять? – спрашиваю я. – Ненадолго.
Она смотрит прямо перед собой, как будто не слышала этого предложения, и, видимо, обдумывает мои слова, а потом смотрит на меня и кивает:
– Почему бы и нет? Садись.
– И КОГДА ЖЕ ТЫ УЗНАЕШЬ? – спрашивает Элиза.
В ее голосе слышатся нотки раздражения, из-за чего мне хочется бросить трубку, но я бы никогда не поступила настолько грубо. Элиза, бывало, выкидывала со мной такие номера, но это же она, ей сходит с рук все, на что я никогда бы не решилась. Мы не виделись с тех самых пор, как она, надувшись, ушла из моей спальни, хотя прослушивание состоялось уже два дня назад.
– Наверное, в ближайшие несколько дней, – отвечаю я, прижимая беспроводной телефон к подбородку, чтобы потереть левое запястье. Мрачные видения с нанесением себе увечий утихли после прослушивания, но боль в руке никуда не делась. – Какие планы на выходные? Хочется как-то отвлечься от ожидания.
– Не знаю, будет ли тебе это интересно, – говорит Элиза.
Честное слово, иногда общение с ней сродни попыткам договориться о чем-то с трехлетним ребенком. Стараясь придать своему голосу неподдельный энтузиазм, я поддразниваю ее:
– Скажи – и увидишь.
– Ты же знаешь моего двоюродного брата Лиама? – спрашивает Элиза, и в мой сердечный ритм перед следующим ударом добавляется изящный форшлаг[10].
Лиам. Конечно, я знаю Лиама. И дело не в том, что Элиза время от времени упоминает о нем, вот, мол, любимый двоюродный брат. Дело в том, что я была по уши влюблена в него в детстве и во время наших игр у Элизы дома часами тайно обдумывала, как завоевать его расположение. У него были завораживающе длинные ресницы, и все равно он производил впечатление мрачноватого, загадочного и уверенного в себе ребенка, и все это вместе убедило меня в том, что он самый интересный человек на Земле.